Убийство в «Восточном экспрессе». Агата Кристи

в дверь, – сбивчиво начал проводник. – Несколько раз. Ответа не было. А тут час назад из ресторана приходит официант узнать, будет ли мсье завтракать. Понимаете, было уже одиннадцать часов. Я открываю дверь к нему своим ключом. Но дверь не открывается. Оказывается, она заперта еще и на цепочку. Никто не откликается. И оттуда тянет холодом. Окно распахнуто настежь, в него заносит снег. Я подумал, что пассажира хватил удар. Привел начальника поезда. Мы разорвали цепочку и вошли в купе. Он был уже… Ah, c'était terrible…[18]

      И он снова закрыл лицо руками.

      – Значит, дверь была заперта изнутри и на ключ, и на цепочку… – Пуаро задумался. – А это не самоубийство?

      Грек язвительно усмехнулся.

      – Вы когда-нибудь видели, чтобы самоубийца нанес себе не меньше дюжины ножевых ран? – спросил он.

      У Пуаро глаза полезли на лоб.

      – Какое чудовищное зверство! – вырвалось у него.

      – Это женщина, – впервые подал голос начальник поезда, – верьте моему слову, это женщина. На такое способна только женщина.

      Доктор Константин в раздумье наморщил лоб.

      – Это могла сделать только очень сильная женщина, – сказал он. – Я не хотел бы прибегать к техническим терминам – они только запутывают дело, но один-два удара, прорезав мышцы, прошли через кость, а для этого, смею вас уверить, нужна большая сила.

      – Значит, преступление совершил не профессионал? – спросил Пуаро.

      – Никак нет, – подтвердил доктор Константин. – Удары, судя по всему, наносились как попало и наугад. Некоторые из них – легкие порезы, не причинившие особого вреда. Впечатление такое, будто преступник, закрыв глаза, в дикой ярости наносил один удар за другим вслепую.

      – C'est une femme[19], – сказал начальник поезда. – Они все такие. Злость придает им силы. – И он так многозначительно закивал, что все заподозрили, будто он делился личным опытом.

      – Я мог бы, вероятно, кое-что добавить к тем сведениям, которые вы собрали, – сказал Пуаро. – Мистер Рэтчетт вчера разговаривал со мной. Насколько я понял, он подозревал, что его жизни угрожает опасность.

      – Значит, его кокнули – так, кажется, говорят американцы? – спросил мсье Бук. – В таком случае убила не женщина, а гангстер или опять же бандит.

      Начальника поезда уязвило, что его версию отвергли.

      – Если даже убийца и гангстер, – сказал Пуаро, – должен сказать, что профессионалом его никак не назовешь.

      В голосе Пуаро звучало неодобрение специалиста.

      – В этом вагоне едет один американец, – сообщил мсье Бук: он продолжал гнуть свою линию, – рослый мужчина, весьма вульгарный и до ужаса безвкусно одетый. Он жует резинку и, видно, понятия не имеет, как вести себя в приличном обществе. Вы знаете, кого я имею в виду?

      Проводник – мсье Бук обращался к нему – кивнул:

      – Да, мсье. Но это не мог быть он. Если бы он вошел в купе или вышел из него, я бы обязательно это увидел.

      – Как знать… Как знать… Но мы еще вернемся к этому. Главное теперь решить, что делать дальше. – И он поглядел на Пуаро.

      Пуаро,

18

Ах, это было ужасно…

19

Это женщина.