Сто солнц в капле света. Наталья Андреева

вовсе не тупой. И вообще: девятнадцатый век на дворе, господа! Сколько можно применять телесные наказания? И как может один человек принадлежать другому? Если, конечно, тот, кто владеет другим, умнее, честнее и благороднее, то тогда – да. Но среди соседей-дворян были люди глупые и бесчестные, ленивые и малообразованные, и она не понимала, как им можно доверять безраздельное владение людьми? Ведь тот, кто использует труд людей, должен за них отвечать. Должен заниматься их образованием, а не пороть по любому поводу. Вот и в толстых журналах пишут о необходимости реформ. Что такое эти реформы, Шурочка толком не понимала, но если они запрещали папеньке посылать в конюшню на порку девку Парашку, то, без сомнения, были хороши. И их надо было срочно принять.

      Шушуканье в доме и после ужина не прекратилось. Все словно ждали чего-то. Наконец прибежала запыхавшаяся Варька, и все накинулись на нее.

      – Ну что? Видела? Видела? И как он? Да не может быть!

      В конце концов и Шурочку одолело любопытство. Кто он? Она схватила за руку Варьку и потребовала:

      – Рассказывай!

      – Что рассказывать-то, барышня? – заартачилась Варька.

      – О чем это тебя расспрашивали сестры, и какие сплетни привезла старая карга Залесская?

      – А вы, барышня, разве ничегошеньки не знаете? – всплеснула руками Варька.

      – Ни-че-го!

      – Так ведь барин приехал! – радостно сказала Варька, будто барин одарил ее рублем. – Племянник Федосьи Ивановны, молодой барин из самого Петербурха! Все только об этом и говорят! Вся округа!

      – Что за барин? Что в нем такого особенного?

      – Ох, и барин! – закатила глаза Варька. И затараторила, обрадовавшись: – Я давеча забежала к Акульке, дочке кума моего кузнеца Василия, да через нее попросила у тамошних господ зеленого шелку, как барышня Софи велели. У них намедни кончился зеленый шелк, барышня Мари все придумывает узоры необыкновенные…

      – Да ты не про узоры рассказывай!

      – Так вот. Бегу я через ихний двор, а тут он! Мама родная! У меня аж сердце зашлось! Лошадь белая, грива колечками, хвост трубой! У папеньки вашего таких-от нет!

      – Да ты не про лошадь рассказывай!

      – Глаза-то я подняла, да только ах! Аж сердце зашлось! Вот-те крест!

      – Что ж у тебя сердце-то зашлось? – усмехнулась Шурочка. – Ну, барин и барин.

      – Так какой барин!

      – Что же в нем такого особенного? – улыбнулась Шурочка.

      – Да все, как есть, барышня, все особенное! Сапоги на нем блестящие, кафтан голубой, волосы черные-черные, а глаза-то синие-синие, чисто небо за окошком.

      Шурочка глянула в окно. Дни стояли долгие, солнце еще не клонилось к закату, и, куда ни глянь, разливалась бездонная, без единого облачка синь.

      – Врешь!

      – Вот-те крест! – заверила Варька.

      – Ну а про шелк кто придумал? Ты ж не за шелком зеленым к Акульке побежала. На молодого барина взглянуть. Сама догадалась или сестрица Мари подсказала?

      – Ах,