Всё о Манюне (сборник). Наринэ Абгарян

нам уже было безразлично, что еще может сотворить с нами Ба.

      Забегая вперед, я таки скажу, что не зарекайся, пока не наступил климакс, как любила приговаривать Ба. Услышав в первый раз это выражение, мы дружно решили, что климакс – это плохая погода, и каждый раз, когда Ба так говорила, выглядывали в окна в надежде увидеть природный катаклизм.

      Ба усадила нас на скамеечку и принялась споро наносить помазком маску на наши лысые головы.

      – Не вертись! – прикрикнула она на Маньку, когда та попыталась посмотреть на меня. – Сиди смирно, а то заляпаешь платье!

      В томительном ожидании прошло минут пять.

      – Ну вот, – удовлетворенно выговорила наконец Ба, – теперь можете расслабиться.

      Мы глянули друг на друга и взвизгнули от неожиданности – головы наши были покрыты какой-то темно-синей густой жижей. Я попыталась дотронуться до нее, но Ба шлепнула меня по руке:

      – Нельзя трогать, кому было говорено?! Ровно час! – грозно пророкотала она и ушла в дом.

      Это был тот редкий случай, когда мы побоялись ослушаться Ба. И, хотя головы наши отчаянно чесалась, мы обе сидели не шелохнувшись. Минут через двадцать маска обсохла, пошла трещинами и стала осыпаться. Мы воровато подняли отвалившиеся ошметки и протерли в пальцах– густые, неоднородные, с какими-то волокнистыми вкраплениями, они моментально окрасили руки в синий цвет.

      Нашу исследовательскую деятельность прервал звук открывающейся калитки. Мы юркнули за тутовое дерево.

      – Мам? – раздался голос дяди Миши, Маниного папы. Мы с облегчением вздохнули и выползли из-за толстого ствола.

      Дядя Миша увидел нас и замедлил шаг. По причине близорукости он сначала прищурился, потом, не поверив своим глазам, оттянул пальцем уголок века сначала одного, потом обоих глаз. Мы подошли поближе.

      Зрелище, открывшееся Дядимитттиному взору, судя по всему, было настолько неожиданным, что он какое-то время в остолбенении изучал нас. Мы, видя выражение его лица, снова тоненько заскулили.

      – Здрассьти, дядьмиш, – сквозь слезы прошептала я.

      – Мать вашу за ногу, – к дяде Мише наконец вернулся дар речи, – дети, кто это так с вами?

      – Это Ба! – Манюня уже ревела в три ручья и от обиды заглатывала целиком слоги. – Она ска… что мы… буууудем… черявые… черявые… как… как. как. как.

      – Как Жооопли, – внесла свою лепту во вселенский плач я.

      – Как ктооооо? – У дяди Миши глаза полезли на лоб. – Какой такой Жопли?!

      – Наркоманкааа и дебоширкаааааа Жоооплиии, – нас с Маней уже невозможно было остановить. Мы разом ощутили весь ужас нашего положения – лысые! на все лето! не погулять! в булочную за слоеными трубочками не сбегать! в речке не искупаться! и самое ужасное – сверстники засмеют!

      Дядя Миша попятился к дому.

      – Маааааааааам?! – позвал он. – Что ты с ними сотворила? Был уговор обработать волосы керосином и продержать девочек вдали от огня какое-то время!

      Ба вышла на веранду.

      – Стану я вас слушаться! – проворчала она. – Потом еще спасибо мне