Привидения являются в полдень. Анна Малышева

Ардашеву? Нашу подругу?

      «Надо теперь говорить – мою подругу, – поправила она себя. – „Нас“ теперь не осталось. Есть только я, и это моих двух подруг убили одну за другой… Впрочем, есть еще Лена. Она знает обо всем этом?»

      – Я приеду немедленно! – сказала она. – Сейчас же! Меня подождут?

      – Да, это они просили меня позвонить вам. Я и сам хотел вчера вечером… Нашел телефон в ее старой записной книжке…

      «И поэтому я оказалась Фоминой, – сообразила Катя. – На „Ф“, Лика когда-то записала меня на „Ф“. Все ясно».

      – Я буду через час, если удастся, – сказала она и положила трубку. Димы в агентстве не было. Некому было выкрикнуть все, что она узнала. «Он бы отвез меня, он бы не отказал, – подумалось ей, когда она торопливо швыряла в сумку необходимые вещи – деньги, расческу, записную книжку. – Он бы довез меня, и мы бы во всем разобрались… Нет, ни в чем я не разберусь, кому, кому все это понадобилось? Еще и Лика! Лика…»

      В квартиру Лики и ее мужа она попала только к двум часам. Одну электричку на Ярославском вокзале упустила, и пришлось ждать еще минут десять, пока придет другая. За это время она едва не сошла с ума – кружила по платформе, бралась за голову, проверяя, горячий лоб или нет. Ее сильно знобило, и ей казалось, что она заболела. Поезд до Мытищ шел, как ей показалось, целый час. Сквозь грязное стекло вагона она видела бегущие мимо трубы, бетонные платформы, зелень вдоль дороги и все время говорила себе: «Подожди, это еще не конец света, все разъяснится», а другой голос, принадлежавший неизвестно кому, отвечал: «Нет, уже никогда не разъяснится. Никогда не станет ясно, как можно убить двух женщин, двух матерей, оставить сиротами двух детей. Этого тебе никогда не понять». И уже когда она вышла из вагона, узнала этот голос. Это был голос ее отца.

      Следователь оказался мужчиной лет тридцати пяти. Его лицо она не разглядывала, хотя всегда любила смотреть в лица людям, с которыми ей вот-вот придется общаться. Это была своеобразная лотерея – угадай, что это за человек, угадай и – как правило – ошибись. Но тут ей было не до лотерей. Кроме следователя, в квартире находился милиционер в форме – совсем молодой – и Тимур. Он был в спортивных штанах, в грязной белой майке с арабской надписью. Небрит, глаза красные, опухшие – слезы или бессонная ночь? Разгром казался еще более ужасающим, – видимо, в квартире что-то искали.

      – Это я, – сказала Катя, – говорила с вами по телефону.

      Она обращалась только к следователю. Он кивнул ей, представился и попросил пройти вместе с ним в ту самую комнату, где она вчера говорила с Ликой. Это было единственное место в доме, где можно было на что-то сесть. Ни Тимур, ни милиционер за ними не пошли.

      Катя машинально опустилась в то самое кресло, где сидела вчера. Дрожь прошла, но ей все еще было очень холодно, хотя день выдался совсем жаркий. Тем не менее у нее на шее и на груди, открытой вырезом пиджака, выступила испарина, и ей подумалось, что следователь это видит и думает, что она очень волнуется.

      – Я веду это дело, – сказал он. – С вами надо было поговорить уже насчет Ардашевой, но события развиваются слишком быстро. Мы будем говорить сразу