Режимный город. Виктор Казаков

лиственные рощи… Документалист, поглаживая черную бороду, отрощенную в последние годы, увлеченно всматривался в ландшафты, старался всё хорошо запомнить, чтобы потом использовать увиденное в своем очередном произведении. А Москву он стал вспоминать, примерно, с половины пути – когда за окном автобуса зелёные холмы сменила однообразная, колосившаяся созревающей пшеницей степь.

      Три дня назад писателю исполнилось сорок пять лет. Юбилей он отметил с размахом, потратив на торжества – без сожаления, но с некоторым отчаянием – половину гонорара за последний сборник очерков: гостей пригласил в ресторан Центрального Дома литераторов, где заранее заказал вдоволь крепкой выпивки и вкусной еды. Бородатые друзья, опорожнив первые рюмки и закусив фирменными солеными грибками, сразу же стали высокопарно объяснять писателю, а также его жене (молчавшей весь вечер, но пившей водку наравне со всеми), какой замечательный талант в лице юбиляра подарила природа читающему народу… Комплименты некоторое время казались Гуртовому несколько преувеличенными, выслушивая их, он сначала даже испытывал неловкость; но после первых трех бутылок водки, быстро опустошенных за столом, ощущение неловкости прошло.

      Сначала вклад юбиляра в отечественную культуру гости характеризовали в целом:

      – Ты, Анатолий Сергеевич, – неутомимый правдоискатель.

      – Истинный патриот.

      – Писатель и гражданин.

      – Золотое перо…

      После «золотого пера» стали говорить о частностях.

      – Созданный тобой, Толя, образ секретаря райкома партии, который, обутый в сандалии на босу ногу, во время сдачи хлеба ночует на привокзальном приемном пункте, даже если это и придуманная деталь…

      – Как это так придуманная?!

      – Перед нами – документ эпохи!

      – Секретарь райкома, конечно, мог переночевать и не на привокзальном приемном пункте…

      – На что ты намекаешь?

      Разговор ускользал в несвоевременную плоскость, и Гуртовой миролюбиво разъяснил:

      – Босые ноги придуманы, остальное – правда.

      – Ты, Толя, – летописец наших дней, – через минуту говорил лучший друг Гуртового Аркадий Винтов. – Как древние летописцы не дали исчезнуть из памяти народа целым эпохам, так и ты…

      Писатель, слушая друга, согласно кивал в его сторону уже захмелевшей головой, но в то же время испытывал желание, в силу вдруг обострившегося чувства справедливости, кое-что в длинном, но не утомительном выступлении Винтова и уточнить: например, сказать, что в последнем своём сборнике – «Именем вождя» – он не на каждой странице был на высоте, к которой обязывала ответственная тема…

      Эта мысль отвлекла документалиста от приятных воспоминаний о юбилейном вечере в ресторане и расширила рамки его размышлений до стен большого дома Союза писателей.

      С начала «перестройки» в Союзе друг против друга стояли две разделенные