Морозная Гряда. Первый пояс. Михаил Игнатов

Как лежал в двух шагах от берега с травинкой в зубах, так и лежит. – У нас так не умничают. Зачем любить пустоши? Их нужно знать, опасаться, но любить? За что? Главное, еды притащить, а всё остальное для ученика – лишнее.

      – Так, может, ты и будешь его учить? – Гунир спрашивал тихо, но каким тоном!

      – Не-не-не! – вмешался я, пока не дошло до беды. – Я тебя просил учить. Это твой лес. Ты и учи.

      – У меня отлично выходит читать следы и тут. – Зимион перекатился на бок, чтобы видеть меня.

      – Ага, – легко согласился я. – Охотники едят мясо по заслугам. Вот только ты всё это умеешь уже много лет, тебя чуть поправить нужно было. А для меня всё это в новинку. Кому, как не ему учить меня?

      Мы все помолчали. Наконец, Гунир со вздохом отошёл от Зимиона, поднял с земли свой тяжёлый меч:

      – Идём. Попробую без красивостей. Немного расскажу и займёмся делом. Гляди. – Гунир ткнул ножнами влево. – Легче всего искать следы у воды. К воде все приходят пить. И крупные, и мелкие звери. И птицы прилетают. А там мягкий, вязкий ил только и ждёт их, чтоб сохранить следы. Потом полегче тебе найти мягкую, рыхлую землю, что сохранит на себе след. После дождя хорошо искать следы, а вот на сухой земле уже и не всегда можно понять, что к чему.

      Под такой мерный, напевный пересказ явно чужих слов мы и шли по берегу против течения. Гунир мельком бросал взгляд на тростник. Вдруг остановившись, довольно произнёс:

      – Вот оно., – И ответил на мой немой вопрос: – Водопой. Много тут кто был. Давай глядеть.

      Я послушно приблизился к урезу воды, заросшему тростником. Должен сказать, что даже мой взгляд зацепился за пролом в его сплошной стене. В десятки раз меньше, чем сделала наша лодка, когда мы в первый раз вломились в тростник, но при этом вполне различимый. Кто-то вломился, раздвигая и даже приламывая стебли речного растения. А затем… Я попытался понять, что случилось. Вроде просто развернулся на месте, взбаламутив воду, и по старому следу выбрался на сушу.

      – Сойдёт для первого раза, – оценил мои рассуждения Гунир. – Теперь гляди. Это мелкий нюхач.

      – Копыто? – Я присел, палочкой указывая на отпечаток.

      – Верно. – Палец Гунира показал на другой след. – Это?

      – Птица. – Я не раздумывал.

      – Размер и вес?

      А вот здесь я попытался соотнести картины, что показывали в Школе, с этой трёхпалой раскорякой. Кто это вообще? Вдавлено в мягкий берег глубоко.

      Неуверенно развёл руки на ширину полутора ладоней и ответил:

      – Вот такая, две меры?

      – Неверно. Размер без крыльев – да, а вот вес больше почти в два раза.

      Затем Гунир принялся перечислять остальные следы. Тут уже внимательно слушал и Зимион. И понимал явно больше, чем я.

      – Поклёвка, лягушка, крыса лесная, полуденница, красногрудка, мелкая змея, жук-мокрушка.

      – Жук? Вот это – жук?

      Я глядел на дырки в берегу, в которые влез бы мой палец. Это вообще на следы живого