Рожденная лесом. Элейн Одри Беккер

о усыпанной ветками земле, упираясь в мои ботинки, словно предупреждая, когда я переворачиваю молодую женщину на спину. Лучше убедиться.

      Нет, она точно мертва. Холодная, окоченевшая и изможденная голодом, как и все остальные, потому что лесной мусор хоть и скрывает большую часть рубашки, но изношенный хлопок безошибочно обрисовывает ее костлявое тело. Проглотив чувство разочарования, я закрываю ей веки, желая избавить ее родственников от этого неподвижного, устремленного в пустоту взгляда.

      – Извини, – присев на корточки, бормочу я. – Полагаю, ты этого не заслужила.

      Вокруг нас деревья склоняются в зловещем единстве, их листья и ветви натягиваются и тянутся к мертвой женщине, будто привязанные веревками. Люди называют это притяжением. Я не обращаю внимания на покалывание в животе. Деревья скоро выпрямятся, когда магия покинет ее тело.

      Кивнув напоследок, я встаю и возвращаюсь обратно к опушке. Древний лес – густой, с огромными дубами, теснящимися в разгар лета на травянистом ковре. Сквозь их кроны пробиваются лучи солнечного света, которые сверкают, как хрустальные люстры. В общем, слишком мирная обстановка для того, кто доведен до безумия и умер в одиночестве. Глубоко вдыхаю аромат леса, чтобы насладиться им, пока это возможно. Я благодарна, что по какой-то неведомой причине эти деревья никогда не привлекала магия моей крови. Мне хватило мстительной дикой природы на всю жизнь.

      – Ну что? – спрашивает Сералин, до побелевших костяшек сжимая подол рубашки.

      Я отрицательно качаю головой.

      – Мертва.

      Ее плечи опускаются. Несмотря на то, что Сералин крепка как сталь, когда в кожевенной мастерской своей тети превращает кожу в хомут для ломовых лошадей, сейчас она, стоя в двух шагах от линии леса, кажется хрупкой, как свежевыпавший снег.

      – Пойдем, – говорю я, глядя на каменный город за открытым полем. – Ты опоздаешь.

      Я не спрашиваю, собирается ли она тоже осмотреть тело. Хотя Сералин и настояла на том, чтобы прийти сюда в знак поддержки, но у нашей дружбы есть границы и ее дискомфорт перед мертвыми и смертью – главная из них.

      После недолгих колебаний Сералин подстраивается под мой шаг широкими движениями проводя своей тростью по земле.

      – Бедняга.

      Я лишь согласно бормочу в ответ сквозь стиснутые зубы.

      Густой воздух позднего лета наливается тяжестью с раннего утра, и моя шея уже покрылась испариной. Ячменные поля остаются, к счастью, пустыми, пока мы пробираемся сквозь пыльные ряды, но я все равно иду вперед, ссутулившись и опустив голову, наполовину по привычке, а наполовину из-за нехватки времени Сералин не единственная, кто опаздывает.

      – Ты не пойдешь с нами? – спрашивает она, склонив голову набок, когда мы приближаемся к городу. – Разве тебе не нужно вернуться в Роанин?

      – Не могу, – отвечаю я, как бы извиняясь. Не совсем понимаю, зачем мы все еще играем в эту игру, хотя обе знаем, что это бесполезно. – Мне сначала надо позаботиться о других вещах.

      – Именно сегодня, – фыркает она.

      – Ты же знаешь, как это бывает.

      По правде говоря, я бы отдала правую руку на отсечение, лишь бы держаться подальше от столицы. Но ничего не поделаешь.

      – Ее муж заслуживает знать правду, – добавляет Сералин через некоторое время. – Эти двое были неразлучны.

      – Он узнает. Я легко прошла по следам.

      Сералин всегда уговаривает меня поговорить с семьями умерших. Она считает, что я более тактична, чем большинство других людей в форме, и однажды даже назвала меня бессердечной за отказ. В тот раз было больнее всего. Однако это не моя работа – сообщать ближайшим родственникам обо всех обнаруженных мною телах. Я отчитываюсь только перед королем. К тому же непохоже, чтобы она сама собиралась стать добровольцем.

      Брайрвэнд – скромный фермерский городок с тремя улицами и множеством каменных магазинчиков. Они построены здесь не для того, чтобы придать городу очарования, а чтобы купить все необходимое. Его измученные погодой жители точно такие же. Когда я начала искать здесь сведения четыре года назад, то обнаружила, что долгие рабочие дни на окрестных полях сделали людей ленивыми и разговорчивыми всего за пару пинт. Но в последнее время они просто голодны, а бедная почва и растущие налоги оставляют зияющие дыры, которые, кажется, заполняются только яростью.

      Каждую ночь при тусклом свете масляной лампы за грязными липкими столами посетители паба изливают злобу и осуждение, словно бросают семена в землю. Избитый лесной странник, которому я помогла добраться домой прошлой ночью, не единственный одаренный, найденный мной на мощеных улицах истекающим кровью. Гнев людей нарастает.

      Когда мы добираемся до дома Сералин, ее семья запрягает лошадей в старую телегу. Большинство местных жителей уже давно уехали.

      – Где ты пропадала? – требовательно спрашивает ее мать, затягивая кожаные ремни. Чалая кобыла бьет копытом, нервно подрагивая ушами в моем присутствии. – Мы должны были уехать несколько часов назад!

      – Лейле