Великолепные руины. Меган Ченс

большинства из них.

      – Я очень сожалею, – шепнула я на ухо кузине.

      – Не думай об этом, – прошептала мне в ответ Голди и повернулась поприветствовать женщину, закутанную в шелка с кружевами и меховой оторочкой.

      Вскоре мне стало понятно – тети на приеме не было. Почти все гости спрашивали или упоминали о ней: «Как себя чувствует наша дорогая Флоренс?», «Она пропустила два последних завтрака у нас! Надеемся, ей скоро полегчает».

      Значит, тетя Флоренс приболела не сегодня, а за несколько дней до моего приезда. Но удивиться я не успела, поскольку была слишком занята ответами на несмолкаемый хор приветствий и вопросов: «Добро пожаловать в Сан-Франциско!», «Как вы находите наш город?» Пунш – сладкий, быстродействующий и, похоже, незаканчивающийся – облегчил мне задачу. Но к тому моменту, как дядя Джонни предложил нам присоединиться к гостям, я уже нетвердо держалась на ногах и слишком хорошо сознавала, что ничего не ела с поезда.

      – Папа, а где миссис Хоффман? – спросила Голди.

      – А… ну… – закашлялся дядя Джонни. – Она прислала письмо с извинениями.

      – Письмо с извинениями? Когда? – Голос кузины сделался резким.

      – Несколько часов назад. Мне очень жаль, моя дорогая. Я знаю, как ты ждала встречи с ней, но… тут уж ничего не поделаешь.

      Раздосадованная Голди поджала губы. Ее недовольство не укрылось от меня.

      А при взгляде на неловкую улыбку дяди Джонни мне стало очевидно, что ему было неприятно разочаровывать дочь.

      – Дорогая, – произнес он умиротворяющим тоном, – почему бы тебе не поводить Мэй по залу? Она же – наш почетный гость.

      – Конечно, – схватила меня за руку Голди, бормоча сквозь зубы: – Она прислала письмо с извинениями…. Да, конечно, прислала…

      – Может, она себя плохо почувствовала… – допустила я.

      – Да она все утро гуляла по магазинам. Я сама видела.

      На это я не нашлась что сказать. Я не знала, ни кем была миссис Хоффман, ни почему ее отсутствие на приеме так расстроило кузину. Подцепив еще два бокала с пуншем, Голди жестом указала на статую. Теперь я разглядела, что золотая девушка томно опиралась на жезл, по которому ползали крошечные позолоченные амурчики.

      – Разве она может не нравиться? – спросила Голди. – Это французская скульптура. Вакханка. Копия Жерома.

      – Она очень красивая…

      Как и все в доме Салливанов, статуя казалась слишком гипертрофированной – на этот раз в своей непристойности.

      А Голди уже забыла о вакханке.

      – Ты нигде не видела мистера Бандерснитча? – тихим голосом поинтересовалась она у меня.

      Мне потребовалась пара секунд, чтобы вспомнить, что мистер Бандерснитч вел колонку светской хроники в «Вестнике».

      – Как он выглядит?

      – Никто не знает. Он соблюдает анонимность.

      – Тогда как бы я поняла, что это он, если бы его увидела?

      Голди обвела глазами толпу,