Золотая книга старорусской магии, ворожбы, заклятий и гаданий. Отсутствует

мужчина)

      Лягу я, раб Божий, помолясь,

      Встану я, благословясь,

      Умоюсь я росою, утрусь постельной пеленою,

      Выйду я в чистое поле, во зеленое поморье.

      Стану я на сырую землю,

      Погляжу я на восточную стронушку,

      Как красное солнышко возсияло,

      Припекает мхи, болота, черныя грязи.

      Так прибегала бы, присыхала бы раба Божия (такая-то).

      Очи в очи, сердце сердце, мысли в мысли.

      Спать бы она не засыпала,

      Гулять бы не загуляла.

      Аминь тому слову.

      Примечание: Если бы заговоры произносились «сами по себе», то они могли бы посчитаться «нечистыми». Однако упоминание имен святых, и тем более слов, часто используемых в христианских молитвах придавало заговорам в глазах заговаривающего некую извинительную чистоту.

      Одним из таких постоянно приговариваемых обязательных слов в «чистых» заговорах было слово богослужения «Аминь», из древнееврейских колдовских заклятий(по-гречески – «amen»)», означающее, буквально «Истинно, верно», а в современном нашем обществе равносильно подписи-резолюции начальника на бумаге, типа: «Утверждаю».

* * *

      Исполнена есть земля дивности.

      Как на море на Окиане, на острове на Буяне,

      Есть бел-горюч камень Алатырь.

      На том камне устроена огнепалимая баня,

      А в той бане лежит разжигаемая доска,

      На той доске – тридцать три тоски.

      Мечутся тоски, кидаются тоски, и бросаются тоски

      Из стены в стену, из угла в угол, от пола до потолка,

      Оттуда через все пути и дороги и перепутья,

      Воздухом и аером(«аер» – тот же воздух, напр.»аэрация» – Авт.).

      Мечитесь, тоски, киньтесь, тоски, и бросьтесь, тоски,

      В буйную ее голову, в тыл, в лик, в ясные очки,

      В сахарные уста, в ретивое сердце, в ее ум и разум.

      В волю и хотение, во все ее тело белое,

      И во всю кровь горячую, и во все ее кости, и во все составы,

      В 70 составов, полусоставов и подсоставов.

      И во все ее жилы,

      В 70 жил, полужил и поджилков,

      Чтобы она тосковала, горевала, плакала бы и рыдала,

      По всяк день, по всяк час, по всякое время,

      Нигде б пробыть не могла, как рыба без воды.

      Кидалась бы, бросалась бы из окошка в окошко,

      Из дверей в двери, из ворот в ворота,

      На все пути и дороги и перепутья,

      С трепетом, тужением, с плачем и рыданием,

      Зело спешно шла бы и бежала,

      И пробыть без (такого-то) ни единой минуты не могла.

      Думала бы о (таком-то) не задумала, спала б не заспала,

      Ела бы не заела, пила б не запила, и не боялась бы ничего,

      Чтоб он ей казался милее свету белого,

      Милее солнца пресветлого, милее луны прекрасной,

      Милее всех и даже милее сну своего, по всякое время,

      На молоду, под поля, на перекрое, и на исходе месяца.

      Сие