Первопроходцы облачного города. Леонид Алексеевич Крылов

роли груши. Почти каждую мышцу свело жуткой судорогой. Если бы не крепкая хватка фиксаторов Юру бы скрутило так, что несколько костей точно треснуло. Из глаз хлынули слезы, а изо рта вырвался крик боли, вслед за котором организм чуть не покинула половина органов.

      Тем временем капсула с агонизирующим пассажиром переместилась к отсеку реабилитации. Полный равнодушия к Юриным страданиям механизм открыл капсулу, зацепил фиксаторы, вытащил космонавта наружу, в душевую. С тихим гудением включилась гравитация и Юра повис, как костюм на вешалке. Со всех сторон мощнейшим напором хлынула вода, явно с целью прекратить страдания жертвы любой ценой. Через полминуты судороги начали отступать, и в Юриной голове поселилась надежда, что карающий душ инквизиции все-таки желает ему блага. Еще пару минут он, стиснув зубы, терпел, как поток разминает свихнувшиеся мышцы и смывает облезшую кожу. Вода выключилась, теплый воздух моментально высушил Юру, даже чуть больше, чем требовалось, и фиксаторы отпустили своего пленника. Над дверью загорелась надпись: “Оденьтесь и покиньте душевую”. Как нынче тонка грань между душевой и пыточной.

      Боль никуда не делась, но хотя бы тело слушалось. Душевая как по размерам, так и по интерьеру напоминала коробку от крупного холодильника, так что найти пакет с одеждой оказалось нетрудно. Впрочем, того же нельзя было сказать про процессы распаковки и одевания. Мучительность происходящего заставила Юру сомневаться в необходимости соблюдения правил приличия. Ну, увидит напарник его голым, чего такого? Но инженеры народ упертый и очень стеснительный. Когда битва с полиэтиленом и хлопком завершилась, Юра ощутил себя кроманьонцем, завалившим саблезубого тигра голыми руками и натянувшим на себя его шкуру. По крайней мере, тело точно болело, как после схватки с чем-то когтистыми и трехсот килограммовым.

      Комната реабилитации оказалась такой же минималистичной, размером с небольшую кухню. Слева прислоненный к стене стол и два сиденья, почти как в боковушках древних плацкартов, справа миниатюрная тренажерка с двумя универсальными кардиомодулями и набором свободных весов, в дальнем конце – если можно так назвать место пяти шагах от тебя – компактная столовая. От одной мысли о еде Юру тут же замутило. От греха подальше он уселся за стол и, обхватив голову руками, уткнулся лбом в прохладную столешницу.

      Кровь пульсировала в висках, потихоньку прогоняя боль. Сзади раздался звук открывающейся душевой, очевидно, прибыл напарник по реабилитации. Юра, повинуясь рефлексу вежливости, повернул голову, но сделал это слишком резко. В затылке словно лопнул пакетик с кислотой.

      – Твою мать. – только и смог прошептать он себе под нос, тут же вернувшись в исходное положение.

      Напарник не отреагировал, просто прошел мимо к дальней стене комнаты, что-то достал из холодильника и уселся напротив.

      – Пей. – произнес мягкий женский голос, и стук поставленного на стол стакана запрыгал металлическим шариком в чугунной голове.

      Юра медленно поднял взгляд, в глазах плыло так сильно, что вместо девушки перед ним сидел размытый бумажный человечек, небрежно вырезанный из ватмана школьником. Стандартная реабилитационная одежда была ей велика, в эконом классе это привычное явление.

      – Пей давай, – настояла девушка, – раз уж сам налить не смог.

      Юра сделал недоверчивый глоток. По консистенции напоминало жидкую манную кашу с комками, а по вкусу смесь кислого яблока и зеленого крыжовника. Освежающе.

      – Это что? – спросил Юра.

      – Реабилитационная смесь, чтобы облегчить побочки комы. – холодеющим тоном ответила собеседница.

      – А чего сама не пьешь?

      – Мне и так нормально.

      – Ты бессмертная, что ли? Как можно терпеть такую боль?

      – Я девушка, если ты не заметил. И, если к тебе вернутся манеры, меня зовут Луиза. Не стоит благодарности.

      – Спасибо… Я Юра. Но всё таки. Почему у меня сейчас голова взорвется, а тебе хоть бы хны?

      Она взглядом измерила собеседника, размышляя, имеет ли вообще смысл дальше сотрясать воздух, но решила рискнуть:

      – То что маркетологи называют модным словом “стазис”, по сути, просто высокотехнологичная искусственная кома. Обычная кома, длительностью более месяца, опасна для организма и требует долгой реабилитации, а то и серьезного лечения…

      – Слушай, Лу, давай без этого. – перебил Юра, – У меня жутко гудит голова и я не настроен на образовательную лекцию.

      Девушка нарочито громко вздохнула, чтобы четко донести всё своё разочарование и резюмировала:

      – Мальчикам после полетной комы сильно бобо, а девочкам совсем чуть-чуть.

      – Очень смешно. – начал повышать голос Юра, но острая вспышка в затылке вернул его к смиренному бубнению, – Я, вообще-то, инженер, у меня кандидатская по расширениям возможностей ячеек Ямамото. Просто мне очень больно.

      – Ячеек Ямамото?

      – Батареи на основе антиматерии, забей. Это такой теоретический механизм, придуманный в эпоху прорыва, но так и не сконструированный.

      Луиза, очень