«Около музыки» и другие рассказы. Нина Дашевская

смотрел, как они плавают. Тьфу, чёрт, – всё-таки оступился, по мокрой глине нога съехала в воду.

      Пойду к костру сушить. Звёзды какие красивые. И Большую Медведицу видно, и Малую. Малую редко так увидишь всю, она тусклая обычно.

      Я вытер миски травой, а потом рукавом и пошёл наверх. Захотелось в тепло – совсем заледенел.

      А наверху было почему-то тихо. Только слышно, как костёр трещит. Сашка сидела опустив голову. Кирилл держал обеими руками кружку, из неё валил пар. Греется. Устал, наверно, – ещё бы, столько играть. И все молчали. Будто ждали чего.

      А потом Сашка подняла глаза, посмотрела куда-то далеко, сквозь меня, и вдруг запела:

      Ой, то не вечер, то не вечер…

      Я замер. Такой голосу неё. Таким поют не народные песни, таким – в немецком хоре мальчиков хоралы какие-нибудь строгие. И услышал, как тут же подхватил другой ГОЛОС:

      Ой, мне малым-мало спалось…

      И такой был этот нижний голос сильный и уверенный, что я не сразу понял, что это мой. Как-то автоматически сработало, я же только что сдавал на сольфеджио эти шесть номеров, шесть русских песен. Такие дурацкие, казалось… Нотами пел, ну и словами тоже заставляли учить. Вот и выскочило само.

      Ой, малым-мало спалось,

      Ой, да во сне привиделось…

      Никогда не думал, никогда, что это может быть так красиво. Сашкин голос летел над рекой, далеко-далеко. И мой тоже. И так это красиво вместе, на два голоса.

      Вот тебе и двухголосие.

      Ой, налетели ветры злые…

      Я как будто только сейчас понял, о чём это. Что эта песня – ну… Ну, она как этот лес, как речка. Что вот – всегда была. Что раньше другие люди пели – когда не было ни телефонов, ни… Когда ещё посуду вот так мыли. Ни палаток не было таких, ни электричек, ни горячей тебе воды из крана… А лес был, и речка. И ветры злые были тоже.

      Ой, пропадёт, он говорил,

      Твоя буйна голова…

      Песня кончилась. И долго ещё летел Сашкин голос, над землёй, над небом. Ну и мой тоже – где-то рядом. И все молчали. Только костёр трещал.

      – Ни фига себе, – сказала Ольшанская. И тут я понял, что стою с двумя мисками в руках и что у меня совершенно мокрая нога.

      – Это такому теперь в музыкальных школах учат? – спросил Кирилл.

      – Представляешь, – кивнул я.

      – Надо же, Тоха. Неужели в школе? У меня дед её пел. А ещё чего – «Степь да степь», может? – спросила меня Санька.

      – Давай, – сказал я. Стало легко. Все смотрят на меня, а мне легко, надо же.

      Степь да степь кругом,

      Путь далёк лежит…

      Хорошо как. Хорошо петь вместе. И что такой голос у неё, точный. Легко вместе петь, просто… Ну, идеально с ней вместе петь, ни с кем ещё так не было. Точно выходит, интонационно. И кроме того, что очень точно… Кроме этого – есть что-то ещё. Не знаю, как сказать, – затем ведь и музыка, что словами не скажешь.

      Нам пытались подпевать, и неплохо. Надо же, знают. Как странно – откуда?.. А потом перестали, опять остались наши два голоса. Видно, решили не мешать.

      Как