На линии огня. Артуро Перес-Реверте

всех годами и званием. Штурмовала казармы Ла-Монтаньи, обороняла Мадрид, месяц стажировалась в Ленинграде, в Академии связи имени Буденного. Вдова: мужа-синдикалиста убили в Сомосьерре в июле 36-го.

      – Далеко еще до реки? – спрашивает кто-то.

      – Отставить разговоры, кому сказано?!

      Стараясь не споткнуться, держась за впередиидущего, они бредут в темноте. Только и света что от звезд, густо рассыпанных по небу.

      Невидимая дорога полого спускается к берегу. Сейчас с обеих сторон уже смутно вырисовываются многочисленные кучки людей, застывших в ожидании. Пахнет пропотелой и грязной одеждой, ружейным маслом, мужским телом.

      – Стой. Пригнись.

      Пато, как и все, подчиняется. Лямки ящика с катушкой немилосердно врезаются в плечи, и, воспользовавшись заминкой, она, не снимая его, опускается на землю.

      – Если кому надо облегчиться, – шепчет Харпо, – давайте сейчас.

      Кто-то из девушек пытается присесть. Но Пато слишком неудобно – сначала надо снять ящик, расстегнуть комбинезон, а потом опять навьючиться, – а потому она решает помочиться прямо так, в чем есть. И, замерев, чувствует, как горячая влага течет меж ног, пропитывает штанины комбинезона, и так влажные от росы.

      Висента Эспи, оказавшаяся рядом, поддерживает ее за плечо. Эта пухленькая красоточка работала на заводе Зингера, а года за два до мятежа Франко, разодевшись в пух и прах, представляла свой квартал на праздничном шествии в честь святого Иосифа. Валенсианка, как зовут ее подруги, тоже впервые участвует в боевой операции. В ранце у нее – два полевых телефона, каждый – по десять килограммов весом: русский аппарат «Красная заря» и второй, трофейный, взятый у фашистов под Теруэлем, – «Фельдферншпрехер NK-33». Она, как и Пато, состояла в молодежной коммунистической организации, а познакомились они четыре месяца назад в школе связистов – ходили в увольнение на танцы или в кино, делились девичьими секретами. Славная девочка эта Валенсианка, брат у нее – артиллерист, воюет на этом же фронте.

      – Пописала?

      – В штаны.

      – Я тоже. Дай бог, чтоб повезло и сегодня ночью ничем больше не залились.

      Они стоят рядом, плечом к плечу. Ждут. В тишине слышно только, как совсем близко шумит река и – приглушенно, но все же отчетливо – как идет погрузка в лодки. От этого берега до противоположного здесь – полтораста метров. Пато сама подсчитала расстояние на плане: полтораста метров воды, тьмы и неизвестности.

      Харпо и сержант Экспосито, проходя вдоль строя, дают инструкции:

      – В лодке уже есть двое гребцов, значит садимся по шесть человек в каждую, – вполголоса говорит лейтенант.

      – Разве переправу не навели? – спрашивает кто-то.

      – Понтонеры до рассвета не успеют, а мы отправляемся немедленно.

      – А что будет, если по нам откроют огонь, когда мы будем на середине реки?

      – Да ничего не будет – не кричать и вообще голос не подавать, пока не доплывете до того берега…

      – Понятно? – припечатывает сержант.

      – А если течением снесет?

      – Товарищи,