От отца. Надежда Антонова

на втором этаже было холодно и неряшливо, стояла большая незаправленная кровать со смятыми серыми простынями, древний платяной шкаф без ручек, скрипучий стул и граммофон с золоченым рожком на столе, затянутом бордовой тканью. Маша знала, что на таком раньше играли в карты и назывался он ломберным. Туз бьет короля. Маша села на стул и плотно сдвинула колени. Король бьет даму. Степан подошел и положил руки ей на плечи. Дама бьет валета. Маша дрогнула вспыхнувшими плечами и, подавшись назад, подставила под жадные руки Степана еще не до конца оформившуюся грудь в сшитом ею из старой детской майки подобии бюстгальтера. Валет бьет кого найдет, от десятки до шестерки, вверх-вниз.

      Чистюньлаг был на хорошем счету у заключенных, хотя когда-то о нем боялись даже думать. В 1938 году одного финна обвинили в подготовке подрыва на железнодорожном пути Барнаул – Новосибирск. На допросе он не мог показать, в какой стороне Новосибирск, потому что привезли его этапом из Ленинграда и в Сибири он никогда раньше не был, но это ему не помогло, расстреляли. И только когда в 1946 году Чистюньлаг стал инвалидно-оздоровительным, жизнь заключенных заметно улучшилась. Со всей системы ГУЛАГа сюда направлялись люди, чтобы поправить здоровье. Если по прибытии на станцию Топчиха заключенный не мог самостоятельно выйти из вагона, его на подводах увозили в лагерь и там кормили, сначала по чуть-чуть, а потом усиленно, и только спустя два месяца отправляли на работу. В лагере имелось свое хозяйство. Если забивали скот, то обрезки можно было подбирать и самим готовить на костре. Еще – и это считалось невиданной роскошью – можно было брать еду из чанов для свиней.

      Маша выпрыгнула из грузовика, огляделась и весело пробежалась вдоль забора, радуясь скрипучему снегу и яркому зимнему солнцу. Водитель протянул документы часовому, тот посмотрел бумаги и попросил открыть кузов. Пошарив между тюками и развязав один из них, он слез с грузовика и открыл шлагбаум. Маша, раскрасневшаяся и запыхавшаяся, влезла в кабину, и грузовик въехал на территорию лагеря. Слева располагалось двухэтажное здание комендатуры, выкрашенное в ярко-голубой цвет. Справа был длинный барак грязно-белого цвета с кухней, баней, прачечной и складом. За ним – больница, а дальше за небольшим ограждением стояли в два ряда несколько десятков длинных унылых построек казарменного типа для проживания заключенных. Откуда-то сбоку вывернули несколько доходяг, одетых в телогрейки с чужого плеча и шапки-ушанки, позади них шел конвойный с автоматом. Лагерники, хоть и были очень худыми, шли бодро. Когда они приблизились, Маша отметила про себя, что есть в них что-то нездешнее. Грузовик подогнали близко к складу, тюки с валенками разгружали цепочкой. Один заключенный залез в кузов, другой встал внизу, третий в дверях, четвертый под окрики конвойного распределял тюки вдоль складской стены. «Будьте любезны, посторонитесь, пожалуйста!» – сказал тот, что был в кузове. Маша удивленно посмотрела на него и как будто бы на секунду перестала видеть. Степан не был злым