Ночью вся кровь черная. Давид Диоп

Диопа на съедение крысам, что не посмели бы благоговейно собрать его внутренности в священный сосуд его тела. Они сказали, что не стали бы тащить его так далеко при полной луне на виду у врагов.

      Они сказали, что мне полагается медаль, что меня наградят крестом за боевые заслуги, что моя семья будет гордиться мной и что Мадемба, который смотрит на меня с небес, тоже будет мной гордиться. Даже наш генерал Манжен будет гордиться. А я тогда подумал, что медаль меня мало волнует, но этого никто не узнает. Как никто не узнает, что Мадемба трижды умолял меня его добить, а я трижды остался глух к его мольбам и не пожалел его, повинуясь голосу долга. Но я стал свободным и мог больше не слушать эти голоса, которые велят быть безжалостным, когда следовало бы проявить жалость.

      III

      В окопе я жил как все, пил, ел как все. Иногда пел как все. Я пою фальшиво, и все смеются, когда я пою. Они говорили мне: «Все вы, Ндие, не умеете петь». Они подтрунивали надо мной, но уважали. Они не знали, что́ я о них думаю. А я считал их дураками, идиотами, потому что они ни о чем не думают. Солдаты – белые или черные – всегда говорят: «Есть!» Когда им отдают команду покинуть окоп и идти в атаку в открытую, они всегда говорят: «Есть!»

      Когда им приказывают притвориться дикарями, чтобы нагнать страху на противника, они говорят: «Есть!» Командир сказал им, что противники боятся дикарей – негров, каннибалов, зулусов, и они смеялись. Они рады, что противник их боится. Они рады, что могут забыть о собственном страхе. И когда они выскакивают из окопа с винтовкой в левой руке и с тесаком в правой, то, выпрыгивая из земного брюха, делают безумные глаза. Командир сказал им, что они великие воины, вот они и рады с песнями идти на смерть, соревнуясь между собой в безумии. Какому-нибудь Диопу не хочется, чтобы кто-то сказал, будто он уступает в храбрости какому-нибудь Ндие, поэтому, как только раздается пронзительный свисток капитана Армана, он выскакивает из своей норы, вопя как дикарь. Такое же соперничество существует и между родом Кеита и родом Сумаре. То же самое между родами Диалло и Файе, Кан и Тхиун, Диане, Курума, Бей, Факоли, Салль, Дьенг, Секк, Ка, Сиссе, Ндур, Туре, Камара, Ба, Фалль, Кулибали, Сонко, Си, Сиссохо, Драме, Траоре.

      И все они погибнут, не думая ни о чем, потому что капитан Арман сказал им: «Ну, что, шоколадные, вам по природе положено быть храбрее самых храбрых. Благодарная Франция с восторгом смотрит на вас. О ваших подвигах пишут все газеты!» А они и рады: выскакивают сломя голову на верную смерть, орут как буйнопомешанные, сжимая в левой руке положенную по уставу винтовку, а в правой – дикарский тесак.

      Но я, Альфа Ндие, я понял, что сказал командир. Никто не знает, что я думаю, я волен думать, что хочу. Им же не надо, чтобы я думал то, что думаю. В словах командира кроется нечто немыслимое. Франции капитана Армана нужно, чтобы мы разыгрывали дикарей, когда это ее устраивает. Ей нужно, чтобы мы были дикарями, потому что противник боится наших тесаков. Я знаю, я понял, это не так уж и сложно.

      Франции капитана