Брадобрей для Старика Хоттабыча. Татьяна Луганцева

Головко.

      – Девочки, не ссорьтесь, – сказал он и тяжело опустился на диванчик рядом с Яной.

      Головко был настоящий театральный лев. Высокий, громогласный, импозантный – его назначали на все главные мужские роли, он умудрялся играть даже молоденьких принцев. Женщин любил до умопомрачения, жил на широкую ногу, не гнушаясь никакими приработками, но семью так ни разу и не создал. Женщин через его руки прошло – тьма, но он так и не остановил ни на одной свой выбор. Положа руку на сердце, можно было сказать, что и муж из него получился бы некудышный. Отправь такого бонвивана мусорное ведро вынести! Женщины интуитивно, наверное, это понимали, и ни одна не решилась опутать Ивана Демидовича брачными узами. Расставался он обычно со своими пассиями легко, никогда не нагружая себя женскими проблемами.

      Иван Демидович вальяжно откинулся на спинку диванчика и сообщил новость:

      – Слыхали? Говорят Лизка, ну та, что новенькая, уже заявление на увольнение подала. Это не вы ли, мои коброчки, довели девчонку?

      – Стукнуть бы тебя чем-нибудь по голове, Ваня, за такие слова, да что толку? Ты же башкой всё равно не думаешь. Недоволен, что очередная жертва ускользнула из твоих цепких лап?

      – Не говори глупостей, Валюшка! Женщин на мой век хватит. Мне ведь любая интересна – и блондинка, и брюнетка, и худенькая, и толстенькая – всех обожаю. Так что можете за меня не волноваться, я не пропаду. А уж тебя с Клавочкой вообще боготворю, подруги мои боевые!

      – Ну, конечно! – воскликнула Клавдия. – Куда же ты без нас! Помнишь на гастролях в Архангельске я тебя в два часа ночи из отделения полиции выручала? Ты ведь нахлестался как свинья и песни стал орать дурным голосом, да не где-нибудь, а под окнами тамошнего прокурора. Тебя и скрутили.

      – А когда ты пьяный в коровнике уснул, – добавила Валентина Петровна, проведя пуховкой с пудрой по носу, – утром всех доярок до смерти перепугал! Коровы заикаться начали! Мы тогда ходили к председателю колхоза объясняться, помнишь, Клавочка? – повернулась Валентина Петровна к Коровкиной. – Стыд и срам, Иван! Зачем ты в коровник, прости господи, полез? Что ты там забыл?

      – Ну, я же тебе уже объяснял. Понравилась мне на концерте одна симпапулечка, я к ней подкатил, автограф, то да сё. Оказалось, доярка. Экзотика! Я ей свидание назначил в коровнике, а она, ветреница, не пришла. Я ждал, ждал, бутылку портвейна, что для нее приготовил, выкушал, конфетками закусил и уснул на куче навоза. Ну, конечно, утром у меня вид был еще тот, недаром доярки визжали, как резаные.

      – Ты, Ваня, на выдумки горазд. За тобой глаз да глаз нужен. И когда только ты угомонишься, ведь не мальчик уже, посмотри, вся голова седая.

      – Не угомонюсь. Это не в моих правилах. – Иван Демидович поднялся и направился к двери. – Прощайте, кукушечки мои. Яночка, ты со мной? Могу подбросить тебя до дома, я сегодня на машине.

      Яна вскочила с диванчика.

      – До свидания. – Она с облегчением покинула гримёрку, еще раз мысленно поздравив себя, что выбрала профессию себе по душе.

      Яна