Миры душ. На краю вечности. Александр Мартынов

раине города. Место было тихим и неприметным. Храм чудом уцелел во время эпидемии, однако так и остался заброшенным. Для него просто не нашлось паствы – настолько мало людей смогло пережить катастрофу. Но было в этом храме кое-что еще, о чем знали лишь некоторые представители духовенства: руническая чаша, способная отправить послание за пределы Кассии сквозь эфирное пространство.

      Дьякон стер руки в кровь, пытаясь оторвать доски от заколоченных дверей, однако его усилия в итоге были вознаграждены. Проход освободился, и Филимон тут же забежал внутрь. Церковник огляделся вокруг в поисках чего-нибудь массивного, чтобы забаррикадировать двери изнутри. Ничего путного не подвернулось, поэтому ему пришлось обмотать дверные ручки цепью, лежавшей неподалеку. Больше тянуть было нельзя. Филимон бросился к алтарю и достал из потайного отделения искомую чашу. Артефакт был целиком покрыт сложными руническими письменами, а скрытая в них мощь ощущалась даже сквозь пальцы. Вместе с чашей дьякон извлек также небольшой мешочек с песком, содержимое которого он тут же пересыпал в сосуд. Теперь оставалось самое сложное: нужно было написать послание. Проблема заключалась в том, что у Филимона совсем не осталось времени. В закрытые двери храма уже начали ломиться, и, судя по звукам, существа, пришедшие по его душу, не были людьми. Дьякон быстро принялся выводить пальцем на песке слова. Времени было так мало, а поведать нужно было о столь многом. Внезапно раздался громкий треск и двери храма разлетелись в щепки. Филимон понял, что его время вышло. В страшной спешке он дописал последнее слово и рывком повернул дно чаши. Рунные письмена совместились, замыкая магический контур. Энергия потенциала высвободилась и растеклась по поверхности песка, обрамляя начертанные слова. В следующую секунду сверкнула яркая вспышка, а затем свет померк и на месте слов осталась лишь абсолютно ровная песчаная гладь.

      – Поздно! – выкрикнул дьякон в лицо тварям.

      Это были его последние слова. Уже в следующее мгновение широкие когти полоснули дьякона по груди, а следом в его тело впились десятки острых клыков. Чаша с гулким звуком упала на пол и откатилась в сторону. Песок в ней смешался с кровью церковника. На позолоченной поверхности чаши во всех подробностях отразилась расправа над священником, однако брызги от очередного взмаха когтей полностью окрасили металл в красный.

      Солнце скрылось, и пришествие ночи ознаменовал восторженный рев десятка нечеловеческих тварей. Бойня полностью поглотила их, и они совсем не беспокоились о том, что дьякону удалось выполнить свою последнюю миссию.

      *****

      Дазай неторопливо шел по залам «Вечности». Это гордое название носил корабль-крепость ордена Вечных. Паладину всегда доставляло огромное удовольствие бродить по коридорам, каждый клочок которых был усеян трофеями славных побед ордена. На многочисленных постаментах покоились черепа демонов и их отродий. Со стороны многие черепа выглядели неотличимыми от обычных человеческих, однако Дазай прекрасно знал, какие жуткие формы могли принимать эти существа при жизни. Также хватало и трофеев, одного взгляда на которые было достаточно, чтобы безошибочно опознать в них тварей, затронутых скверной. Многочисленные следы уродливых мутаций могли вызвать лишь отвращение, однако паладин, напротив, испытывал гордость за себя и свой орден. Уже не одно тысячелетие Вечные вели бесконечную войну, чтобы очистить Империю от присутствия демонов. Ради победы в этой великой борьбе многие пожертвовали своими жизнями, однако даже после смерти рыцари продолжали свое служение ордену. За все время Вечные потеряли окончательно не более двух десятков боевых братьев. Их имена были выбиты на специальной мемориальной плите, и каждый воин на «Вечности» считал своим долгом хотя бы раз в день почтить их память. Дазай как раз и направлялся к плите, следуя привычным маршрутом. Он был не один. Дазай никогда не был один. Рядом с ним шагал другой славный воин, но сейчас лишь паладин мог видеть его.

      Мусаши шел той же размеренной походкой, что и его товарищ. Внутри ордена он считался живой легендой, хотя назвать его живым можно было с некоторым допущением. Мусаши пал в битве, случившейся много столетий назад. С тех пор его душа покоилась в клинке, что сейчас висел на поясе у Дазая. Этим мечом была катана, изготовленная в родном мире Мусаши – Шидзуру. Клинок специально создали для того, чтобы однажды вместить душу рыцаря, и он всегда путешествовал вместе с Мусаши, с его самого первого дня служения ордену. Однако сам рыцарь так ни разу и не взял этот клинок в руки. Все эти годы Мусаши сражался другим мечом, в котором также была заперта душа славного воина. Таков был священный порядок, заведенный в ордене. Ни один демоноборец не должен был бросать вызов скверне в одиночку. Их всегда было как минимум двое: рыцарь и его оружие.

      До мемориальной плиты уже оставалось совсем чуть-чуть. Ее даже уже было видно в конце коридора. Но сегодня рядом с ней стоял еще один воин ордена. Дазай пригляделся и узнал сорок восьмого паладина Гурена. Сам же он являлся пятьдесят первым паладином и получил свое звание на несколько лет позже. Дазай нечасто пересекался с Гуреном, однако они оба были крепко связаны друг с другом. И связывали их как раз клинки, которыми они владели. Оружием Гурена была сабля, в которой