Пепел. Наследие 2. Мери Ли

часа мы проводим в тишине, но винты вновь набирают обороты, и вертолет улетает. Свечу зажигают, и входная дверь снова открывается. Мишель стоит на пороге и бросает на меня беглый взгляд.

      – Кудряшка, идём со мной.

      Ненавижу её! Кудряшка?

      Ненавижу-ненавижу-ненавижу!

      Спрыгиваю с кровати и иду в сторону двери, не могу себя сдержать, проходя мимо Мишель, довольно ощутимо толкаю её плечом.

      – О, да у киски есть коготки? – спрашивает Мишель.

      О-о-о, лично для тебя я отращу метровые когти! И заточу их так, что они будут резать металл как масло.

      Останавливаюсь и, повернувшись к ней, спрашиваю:

      – Почему ты такая сука?

      Мишель склоняет голову набок и, постукивая пальцем по губам, раздумывает над ответом, который не приходится ждать слишком долго.

      – Сложный вопрос, – в итоге бросает она.

      – Не утруждай себя. Можешь не отвечать, но не смей называть меня кудряшкой.

      Мишель улыбается, склоняет голову на другой бок и говорит:

      – Мы бы подружились с тобой.

      – Не думаю.

      – О, определённо бы подружились, но не сейчас. И я всё же отвечу. Я сука, потому что лучше быть прожженной сучкой, чем забитым маленьким серым и бесхребетным мышонком.

      Мишель шагает вперёд, я иду за ней следом. Прожигаю спину гневным взглядом и надеюсь, что она это чувствует. Мы снова спускаемся вниз и как только Мишель отходит в сторону, я вижу папу. В чистом черном костюме, гладко выбритого и напряжённого. Он быстро сокращает между нами расстояние и сжимает меня в объятиях. Зарываюсь носом в его плечо, и слезы брызгают из глаз. Как же я скучала. Он что-то говорит мне и гладит по волосам. Я хлюпаю носом и ещё сильнее прижимаюсь к нему.

      Отстраняюсь и, вглядываясь в лицо папы, не могу поверить, что это действительно он. И тут он спрашивает:

      – Джил, что ты тут делаешь? Когда Майкл сказал, что ты здесь, я ему не поверил.

      – Я, папа…

      Гортань сводит, словно я только что нахлебалась ледяной воды. Лицо папы моментально становится напряжённым, и слабая улыбка пропадает без следа. Он сглатывает и немного наклоняется ко мне.

      – Как мама? – спрашивает он, и я не могу солгать.

      Хочу сказать неправду, но не могу вымолвить ни единого слова. Слёзы копятся, но я пытаюсь их удержать.

      – Она… в порядке, – всё же выталкиваю я.

      Папа всего мгновение смотрит мне в глаза, потом зажмуривается. Он стискивает челюсти, а я слышу скрип его зубов.

      – Ложь, – тихо говорит он и, открыв глаза, продолжает. – Я вижу, когда ты мне лжёшь.

      Ищу глазами мистера Хантера, но его тут нет. Смотрю на Майкла, потом на Мишель, что встала рядом с ним, возвращаю взгляд к папе и признаюсь:

      – Мамы больше нет.

      Какое-то время папа просто смотрит на меня, его руки на моих плечах, и я чувствую, как они напряжены. Сказанные слова повисают в воздухе и накаляют его до бела.

      – Как? – спрашивает папа. Смотрю в его глаза и наблюдаю, как часть его жизни блекнет. Меркнет и рассыпается прямо передо мной.

      Меня