Месье Террор, мадам Гильотина. Мария Шенбрунн-Амор

поняла, что имеет дело с человеком своего круга. У него была короткая седая бородка, а над смеющимися глазами – густые смоляные брови с изломом. Она чуть присела в привычном поклоне:

      – Габриэль Бланшар, счастлива знакомством, месье Ворне.

      Сосед усмехнулся:

      – Оставьте, милая, церемонии. Они сейчас только неприятности на вас накличут. Экономная наша Бригитта даже фонаря у входа не оставляет. Вы с собой хоть огарок носите.

      – Это все моя вина, я без ключа оказалась. Сейчас зайду к хозяйке, выпрошу еще один. До чего дошло – национальные гвардейцы уже на лестницах нападают!

      – Подождите минуту, – он скрылся в глубине апартамента.

      Габриэль заглянула внутрь: в коридоре блестела красным деревом консоль, стены переливались серебристым шелком. В гостиной красовались похожие на древнеримские жакобовские кресла, ставшие модными из-за современных картин, живописующих Античность. На девушку пахнуло кожей, лавандой, табаком и одеколоном.

      Месье Ворне вернулся уже без оружия, протянул зажженную свечу:

      – Вот, голубушка, чтоб вы хоть лестницу видели.

      – Значит, вы и есть новый жилец, для которого декорировали эти апартаменты? Вы ведь недавно сюда переехали?

      – Недавно, вместе с племянником Александром Ворне.

      Габриэль уже заметила высокого худощавого красавца с длинными светлыми волосами, собранными на спине черной лентой. И сразу поняла, что нравится ему. Он даже в ломбард за ней пошел, переминался там за ее спиной, дышал ей в макушку, а потом так смело одернул зарвавшуюся санкюлотку И сегодня в Пале-Рояль за ней потащился.

      – А откуда вы?

      – Из Нормандии. Я коммерсант.

      – Боже, какая же сегодня коммерция? – Тут же осадила себя: – Простите, месье, я не подумав.

      – Да не извиняйтесь. В мутной воде рыбка лучше ловится.

      Месье Ворне, конечно, был прав. На различных поставках четырнадцати армиям республики, на перепродажах конфискованных земель и имущества, на обесценивании бумажных ассигнатов, на ростовщичестве – на всем, что ввергало остальных в нищету, – небрезгливые люди сколачивали гигантские состояния. Выходит, заступившийся за нее учтивый сосед оказался из числа подобных ловкачей. Значит, и племянник его, который так уверенно приструнил хамку в закладной лавке и держался с благородством дворянина и отвагой военного, на самом деле торгаш, покупающий в Нормандии задешево и продающий в Париже задорого. Теперь понятно, откуда шелковые обои в такие времена.

      – А откуда из Нормандии?

      – Э-э-э… Из Кана.

      – Из Кана? Месье Ворне, я воспитывалась в тамошнем пансионе при бенедиктинском монастыре Святой Троицы. Может, вы знакомы с нашей настоятельницей – мадам де Бельзенс де Кастельморон?

      – Нет, увы, не имел чести.

      Ах, верно, откуда спекулянту приятельствовать с аббатисой!

      – Сделайте милость, расскажите, что там на самом деле происходит.

      Именно туда, в Кан, бежали девятнадцать предводителей жирондистов, обвиненных