Эгоистка. Мистер Взахлёб

я, Кэт. Я даже не знаю, подойдёт ли он. Я не поеду. Я прямо сейчас звоню Артуру и говорю ему, что не поеду.

      Это было бы гораздо убедительнее, если бы она не стояла там, с побелевшими костяшками пальцев, сжимая купальники, вместо того чтобы позвонить своему парню и сказать ему, что она не поедет в Бразилию.

      Мне было жаль Артура. Он так старался, чтобы сделать ей сюрприз.

      Нет, она ещё не была в курсе, куда едет.

      Я знала, что это Бразилия, потому что Артур не представлял, сколько всего должно произойти, чтобы он смог осуществить свой план без сучка и задоринки.

      – Надень это, – приказала я, кивнув на то, что она держала в руках.

      – Что?

      – Надень, – повторила я. – Ты так беспокоишься о том, что он не подходит, но хотя бы попробуй его примерить.

      Прошло ещё несколько минут, но она, наконец, уступила и разделась. Я бы отвернулась, но при наших отношениях это было странно.

      Она видела – и фотографировала – меня голой уже кучу раз. Она занималась съёмкой и рисованием, и относилась к процессу с профессиональной серьёзностью.

      Эшли родилась великолепной и умрёт великолепной.

      Длинная, стройная и высокая, она была покрыта татуировками. У неё были густые чёрные волосы, блестящие яркие глаза и несправедливо упругие сиськи, учитывая их размер.

      У меня же была задница-самосвал, которая могла дать фору мамам из «Пиксара».

      Ещё у меня были бёдра, которые так и не пришли в норму после родов, пухлый живот и сиськи чуть ниже среднего.

      Я не знала, существует ли понятие «мама-боди», но если да, то оно относилось ко мне. Только моё «мама-боди» контрастировало с яркими цветными волосами и многочисленным пирсингом, который я сделала после развода.

      Я решила, что если собираюсь быть разведённой матерью-одиночкой, сбежавшей от спокойной жизни со зрелым церковным консультантом, которому нужен был не больше, чем трофей для крика, то я должна выглядеть на все сто.

      Эшли была буквально моделью, а я выглядела так, словно меня вылепили из глины. При этом ни Эшли, ни я не были особенно скромны друг с другом.

      Так что я стояла со сложенными руками, пока она раздевалась и влезала в ярко-красный цельный купальник.

      – Хм… – я поглаживала пирсинг на губе, изучая её. – Ты права. Это будет проблемой.

      Она тяжело вздохнула.

      – Видишь, я же говорила тебе, что я…

      – Артур не сможет держать свои руки подальше от тебя. Ты даже до пляжа не дойдёшь, когда он увидит тебя в этом. Это же будет просто отдых в номере, двадцать четыре на семь. Зачем он вообще побеспокоился обо всех этих модных отпускных штучках? Он мог бы забронировать номер в «Мотеле шесть».

      Она закатила глаза и фыркнула, но её лицо немного посветлело.

      – Ты меня бесишь.

      Я наблюдала, как она повернулась, чтобы посмотреть в зеркало в полный рост, крутясь и оценивая, как эластичная ткань сидит на её груди. Через мгновение она нахмурилась.

      – Подожди, – сказала она, – пляж?

      – Или бассейн, или джакузи, или что угодно, – сказала я спокойно.

      Затем хмыкнула и продолжила:

      – А если такого не будет, ты можешь просто надеть его в ванной отеля. Чтобы Артур знал, что, если он хочет увидеть всё это в следующий раз, то должен организовать пляж.

      – Ты уверена, что следующий раз будет? – пробормотала она. – Мне кажется, мы там поссоримся миллион раз, и вообще…

      Я передала ей чёрное бикини для примерки.

      – О чём это ты?

      Хотя она колебалась, она не стала делать вид, что не понимает, на что я намекала.

      – Я не знаю, готова ли быть вдали от Леоны.

      Наконец-то! Я вздохнула и села на край её кровати.

      Конечно, речь шла о Леоне – дочери Эшли и лучшей подруге моей дочери, Блэр.

      Они обе были «огоньками», этакими зажигалками, но Леона была гораздо талантливее в обведении людей вокруг своих маленьких липких пальчиков, чем Блэр.

      Леона была очаровательна и, казалось, растапливала сердца, просто моргая большими добрыми глазами.

      Блэр, с другой стороны, чаще попадала в неприятности из-за того, что была одной из тех девочек, которых «слишком много».

      Она была слишком громкой, слишком откровенной, слишком драматичной, слишком бессовестной.

      Возможно, я никогда не выиграю конкурс «Мама года», но, если бы моя дочь осталась «слишком» отвязной девчонкой, я бы считала своё воспитание очень успешным.

      Но, конечно, это будет, когда она немного подрастёт.

      Сейчас же Блэр не могла обойтись без нескончаемых разговоров со мной, а я не могла прожить и дня без того, чтобы не заявить, что собираюсь продать её в зоопарк.

      Не то чтобы я когда-либо говорила это Блэр, нет, конечно. Только Эшли.

      Для этого и существовали лучшие друзья: чтобы высмеивать свои родительские