Харассмент. Кира Ярмыш

с тиндером. Это ты у нас по нему большой специалист, может, у тебя советы есть».

      «Какие тут советы? Ну, как пойдет. Может, на первом, может, позже».

      «Очень ценная рекомендация, спасибо», – съязвила Инга.

      Она и сама понимала, что ее вопрос звучит до смешного пуритански, но ее не отпускало ощущение, что тиндер-знакомства устроены не так, как обычные. Она была уверена, что они предполагают конвейер (например, Максим сам рассказывал ей однажды, как, уйдя с первого свидания, тут же отправился на второе), и она, с одной стороны, не желала становиться очередным незначительным винтиком в этом механизме, а с другой – идти наперекор правилам. Может быть, Антон просто коллекционирует в тиндере баб и, как только они переспят, посчитает их знакомство исчерпанным? Инге бы этого совсем не хотелось, но при этом она считала, что, если они станут регулярно встречаться, избегать секса тоже будет странно.

      Отношение Инги к сексу было устроено намного сложнее, чем ей было бы приятно думать, поэтому она предпочитала не анализировать его вовсе. Она с гордостью рассказывала Максиму, что стеснение ей неведомо, – и это было правдой, потому что, разглядывая себя в зеркало, а потом сравнивая себя с какими-нибудь полуобнаженными актрисами или моделями, она с удовлетворением отмечала, что выглядит не хуже. Никаких экстравагантных сексуальных фантазий у Инги не было, поэтому стыд делиться ими тоже был ей незнаком. К чужим желаниям она считала себя восхитительно открытой: этот вывод Инга сделала потому, что никто и никогда не просил ее сделать что-то неприятное. Сама она редко проявляла инициативу, но была не против заняться сексом в общественном туалете, на столе или на подоконнике, благосклонно относилась к шлепкам, непристойностям на ухо и невинным ролевым играм, а вершиной своей сексуальной раскрепощенности считала случай, когда Кирилл стал приставать к ней под столом прямо во время обеда с его родителями.

      Несмотря на эту показную непринужденность, к мимолетным связям Инга относилась настороженно. Она объясняла это их неоправданной рискованностью. «А вдруг я что-нибудь подхвачу? – сказала она Максиму, когда у них однажды зашел об этом разговор. – Или забеременею? Ты мужик, тебе легко». Максим заметил, что подобные риски обычно нейтрализуются контрацепцией, но Инга только отмахнулась, слегка обидевшись, что он не принял ее страхи всерьез.

      Однако настоящая причина заключалась в том, что ей просто не так уж нравился секс. Точнее, он нравился ей потом, когда вместе с новизной из отношений уходила необходимость производить впечатление и можно было, ко взаимному удовольствию, ограничиться десятью минутами пару раз в неделю. Однако признаться в этом даже самой себе было бы убийственно для самооценки, а уж сказать кому-то еще – и вовсе немыслимо. Инге казалось, что не любить секс неприлично, что это идет вразрез с образом идеальной женщины, а ей очень хотелось быть идеальной.

      Самое большое из известных ей удовольствий Инга находила в том, чтобы нравиться кому-то. Она обожала внимание, и поэтому стоило ей заметить, что кто-то проявил к ней интерес, как она принималась