Человеческая оболочка: от/с/чет. Алексей Котаев

з. А не эту черноту.

      Стоит только оторваться от панели на стене, что показывает мне далекий, невиданный мир, как я упираюсь в окно каюты. Толстое стекло ограждает меня от необъятного пространства капитанского мостика. А перед мостиком – космос. Чернота. Лишь мелкие светящиеся точки дико кружатся в танце прямо перед единственным иллюминатором корабля. Этот свет, странный, безжизненный, проникает в каждую щель нашего корабля, светит черным, не дает расслабиться. Даже через полуразбитое космической пылью стекло и паутину трещин не дает покоя эта бескрайняя чернота.

      – ИСП, включи теплый дневной свет, – обратился я к бортовому компьютеру, что имеет привычку лезть в дела каждого члена экипажа, но только не здесь.

      ИСП опять мне не ответила, лишь зажгла яркие лампы над головой, раскрасив пространство в светло-желтые тона. Каюта капитана и так была теплой и уютной, но этот мертвый свет, что пробивается через окно, он портит все.

      Как же я ненавижу этот космос. Все это бесконечное путешествие…

      Я тут самый молодой член экипажа. Винсент МакКрей. С гордостью произношу свою фамилию сам себе. Потому что по ней обращаются только к моему отцу. Великие МакКреи – великие капитаны «звездной колониальной экспедиции». Или «межзвездной»? Впрочем, какая мне разница… я-то среди звезд, так что будет «звездной».

      Мы в пути уже одну тысячу восемьдесят пять лет, и я и представить не могу, насколько это много. Мне всего шестнадцать, я хочу не этого. Не этой бескрайней черноты. Вновь поймав взглядом картинки на экране, я понимаю, что хочу туда! К голубому небу, солнцу, что не выжигает глаза как сварка, мечтаю оказаться не в запертой коробке. Это не то место, в котором я должен быть.

      – Винсент! – раздался голос отца сразу после шипения затвора двери в каюте.

      – Что, пап?

      Ну вот, он опять неодобрительно на меня смотрит. Я знаю, в чем дело.

      – Простите, капитан МакКрей. Чем могу быть полезен?

      – Закончил?

      – Так точно! Глава про интегралы пройдена, все задания из приложения решены!

      – Хорошо… Собирайся, тебе пора на дежурство.

      – Пап, – я вновь нарываюсь на неодобрительное выражение лица. Отец любит субординацию, и даже сейчас он хочет ей следовать. – Зачем мне все это?

      – Затем, что ты задаешь такие глупые вопросы.

      – Я не понял.

      – И вот поэтому тоже. Сколько тебе там? Шестнадцать?

      – Семнадцать.

      – А мне пятьдесят два. Пройдет еще семь лет, и ты займешь мое место. Потом еще десять, и у тебя появиться свой сын…

      – Да, ты это уже говорил!

      – А ты, видимо, плохо слушал! Ты станешь капитаном! Тебя готовят быть капитаном. Но каким капитаном ты станешь – зависит от того, что ты из себя представляешь. Чем больше знаний, тем шире кругозор. Тем больше пространство для маневра.

      – Какого маневра, пап?

      – Стекло видишь? – Отец ткнул пальцем на окно, что вело на мостик. – Расскажи все, что про него знаешь.

      – Стекло, с добавлением свинца, высокая закалка.

      – Нахрена в нем свинец?

      – Защита от гамма-излучения, очевидно…

      Старик высунулся на мостик, окинув его взглядом. Это его стекло не давало мне покоя. Мы только что разговаривали о жизни, а тут стекло.

      – Льюис! – крикнул отец в кучу персонала, что суетилась у приборов перед вращающимся за окном космосом.

      – Да, капитан? – ответили снизу.

      – Расскажи все, что знаешь об этом стекле!

      – Оно прозрачное, сэр. Твердое… Закаленное.

      – А главное?

      – Не знаю, сэр. Может, нужно, чтобы следить за нами и нашей работой?

      – Да нахрена вы мне сдались все… – бухтел мой старик, возвращаясь в комнату.

      Я не выдержал:

      – Ну так и что?

      – А ты сам-то не понял?

      – Ну, он назвал больше всего.

      – А главного не назвал. Почему?

      – Кругозор?

      – Именно. Все, хватит фамильярничать! Приступай к работе.

      – Подожди, так это все было так просто? Ну вот то, что я это знаю, а Льюис – нет. В этом весь смысл обучения?

      – Да.

      – В таких мелочах?

      – Да.

      – Так это же просто!

      – Если ломать парадигму для тебя просто, то я очень рад.

      Отец опять говорит непонятными для меня словами. Он вообще не жалеет своего сына. Хотя я немного слукавил. Я больше клон, чем сын. Люди в условиях космической радиации и искусственной гравитации утратили возможность нормально размножаться. Меня вырастили из набора ДНК, из которого выращивали всех МакКреев. С одной стороны – удобно, знаешь, чего ждать в будущем. С другой – тоска, я смотрю на отца как на отражение себя в старости. А это удручает.

      Я родился в пластиковом мешке, взращенный механизмом, что должен