Легендарные разведчики. Книга 3. Николай Долгополов

не из той, в которой они оказались сами. Сколько невинных, оклеветанных ушли безвозвратно. Многие, осужденные по страшной 58-й статье, мучились в тюрьмах и лагерях. Некоторым, непонятно за что из ЧК выброшенным, «посчастливилось» не сложить голову, работая инженерами, переводчиками, стрелками охраны. Их, выживших, требовалось срочно возвращать в разведку.

      Существует несколько версий их чудесного возвращения. Будущий Герой Советского Союза и легендарный партизан Дмитрий Медведев на второй день войны написал об этом Берии. И друг Медведева, имевший доступ к наркому, положил переданное письмо прямо на стол Лаврентия Павловича.

      Павел Судоплатов полагал, что решающую роль здесь сыграл именно он. Лично доложил Берии о необходимости привлечения в военное время к работе уволенных и осужденных. Циник Берия даже не расспрашивал, виновны ли те, за кого хлопочет ставший его любимцем Судоплатов. Лишь осведомился, действительно ли они нужны. И проситель ответил твердым «да».

      Мне же ближе иное объяснение. Наверное, и письмо Медведева, и просьба Судоплатова свою роль сыграли. Однако настоящим инициатором возвращения посаженных и оклеветанных стал Фитин. Без его убедительной настойчивости, веры в искреннюю честность чекистов старшего поколения вернуть их было бы невозможно. Решающее слово в обращении к Берии осталось за ним – начальником разведки.

      Первым из старой когорты появился на седьмом этаже Лубянки Яков Серебрянский. За ним не пришлось идти далеко. Приговоренный 7 июля 1941 года к расстрелу «английский и французский шпион» был помилован и в августе доставлен на руках прямо из лубянского подвала на рабочее место. Сам, избитый, тяжело болевший, идти не мог. Вернули с подмосковной дачи строптивого Медведева. Отозвали с завода инженера, а до этого лучшего радиста НКВД Вильяма Фишера, в будущем известного под псевдонимом Абель. «Простили» настоящего Рудольфа Абеля, подрабатывавшего охранником на складе. Оказали доверие блестящему вербовщику Арнольду Дейчу…

      А тех, что не освободили, расстреляли осенью 1941-го, когда сдача Москвы казалась вероятной.

      Был у Фитина дар предвидения. До войны и в первые ее месяцы советское руководство было убеждено, что фашисты обязательно применят химическое оружие. Возможно, эти намерения сорвались как раз потому, что разведка заранее о них узнала. И поднятая по всему мира волна остановила Гитлера.

      Но Фитин каким-то шестым чувством почуял по обрывочным донесениям, что и немцы, и союзники взялись за изготовление чего-то совсем нового, разрушительного. И уже осенью 1941 года, когда вермахт стоял в одном танковом броске от Москвы, во все резидентуры ушла шифровка: немедленно сообщать любую информацию обо всем, связанном с работой над созданием разрушительного оружия – атомной бомбы. Первыми почти одновременно отозвались Дональд Маклин и Джон Кернкросс из «Кембриджской пятерки». Да, такая работа ведется в США и Великобритании, а Кернкросс даже прислал полный текст доклада специально