Greatest Hits. Всеволод Емелин

алейте мне, граждане, рюмку вина,

      Но только ни слова о бабах,

      Ведь мне изменила гадюка-жена,

      Пока я был на баррикадах.

      Не пуля спецназа сразила меня,

      Не палка омоновца сбила,

      А эта зараза средь белого дня

      Взяла да и мне изменила.

      В то хмурое утро, когда этот сброд

      Нагнал в Москву танков и страху,

      Я понял, что мой наступает черед,

      И чистую вынул рубаху.

      Я понял, что участь моя решена,

      Сказал я: «Прощай!» своей Зине.

      Она же лежала, как лебедь, нежна,

      На жаркой простершись перине.

      А к Белому дому сходился народ.

      Какие там были ребята!

      Кто тащит бревно, кто трубу волочет,

      Оружие пролетарьята.

      Баррикады росли, и металл скрежетал,

      И делали бомбы умельцы.

      Взобрался на танк и Указ зачитал

      Борис Николаевич Ельцин.

      Мы нашу позицию заняли там,

      Где надо, согласно приказа,

      Бесплатно бинты выдавалися нам

      И старые противогазы.

      Мы все, как один, здесь, ребята, умрем,

      Но так меж собой порешили —

      Ни шагу назад! За спиной Белый дом —

      Парламент свободной России.

      Мы цепи сомкнули, мы встали в заслон,

      Мы за руки взяли друг друга.

      Давай выводи свой кровавый ОМОН,

      Плешивая гадина Пуго.

      В дождливой, тревожной московской ночи

      Костры до рассвета горели.

      Здесь были казаки, и были врачи,

      И многие были евреи.

      Но встал над толпой и, взмахнувши рукой,

      Среди тишины напряженной

      Народный герой, авиатор Руцкой

      Сказал сообщенье с балкона.

      Сказал, что настал переломный момент,

      Что нынче живым и здоровым

      Из Крыма в Москву привезен президент,

      Подлец же Крючков арестован.

      Он здесь замолчал, чтобы дух перевесть,

      Послышались радости крики.

      А кончил словами: «Россия, мол, есть

      И будет навеки великой!»

      Пока я там жизнью своей рисковал,

      Боролся за правое дело,

      Супругу мою обнимал-целовал

      Ее замначальник отдела.

      Он долго ее обнимал-целовал,

      Он мял ее белое платье,

      А на ухо ей обещанья шептал,

      Сулил повышенье в зарплате.

      Покуда я смерти смотрелся в лицо

      Бесстрашно, как узник у стенки,

      С таким вот развратником и подлецом

      Жена задирала коленки.

      Я там трое суток стоял, словно лев,

      Не спал и почти не обедал,

      Домой проходя мимо здания СЭВ,

      Я принял стакан за победу.

      Победа пришла, вся страна кверху дном,

      У власти стоят демократы.

      А мне же достался похмельный синдром

      Да триста целковых в зарплату.

      Баллада о белокурой пряди и автобусном круге

      За пустынной промзоной,

      Где лишь пух в тополях,

      Рос парнишка смышленый

      В белокурых кудрях.

      Со шпаной на задворках

      Не курил он траву,

      Получал он пятерки

      У себя в ПТУ.

      Он в компании скверной

      Горькой водки не пил.

      Рядом с девушкой верной

      Вечера проводил,

      С той, что под тополями

      Так любила ласкать,

      Забавляясь кудрями,

      Белокурую прядь.

      Над автобусным кругом

      Расцветала весна,

      На свидание с другом

      Торопилась она.

      Ждет в назначенный час он,

      А кудрей-то и нет.

      За арийскую расу

      Стал парнишка скинхед.

      И, предчувствуя беды,

      Сердце сжалось в груди —

      Если парень в скинхедах,

      Значит, счастья не жди.

      И последние силы

      Все собрав изнутри,

      Она тихо спросила:

      «Где