Воспоминания о жизни и деяниях Яшки, прозванного Орфаном. Том 1. Юзеф Игнаций Крашевский

он любил охоту и не имел более счастливого дня, как тот, в который выбирался в лес с собаками на неё. Длинные тёмные волосы падали ему на плечи, а фигуру имел такую панскую, что не надо было показывать на него пальцем, что он тут пан. Каждый в нём почувствовал короля.

      Его лицо смеялось, когда он что-то рассказывал князю, который ехал рядом но, несмотря на это, что-то суровое и важное в нём у смотрящих на него вызывало тревогу. И позже я всегда это испытывал, часто приближаясь к Казимиру, хотя добрым, щедрым и милостивым он показывал себя, его, как всегда, окружало какое-то величие, а угроза и грусть смотрели из его глаз.

      Заранее сняв с головы свою шапку, я также припал головой к земле, уже на приближающихся смотреть не смея, пока Гайдис меня не поднял, и велел просто стоять и быть смелым.

      Когда я поднял на Казимира глаза, я заметил, что он начал всматриваться в Гайдиса и словно чего-то при нём искать глазами. Когда я увидел его глаза, внимательно уставленные на меня, я так испугался, что хотел заплакать, и если бы Гайдис не держал меня за руку, наверное, ушёл бы.

      В ту же минуты король не спеша подъехал к нам, немного приостановился и обратился к тому, которого я называл отцом:

      – Гайдис, это твой сын?

      С низким поклоном смотритель конюшен подтвердил это, король в долгом молчании разглядывал меня, лицо его стало серьёзным, не сказал уже ничего, дал коню шпоры и двинулся далее. Я тогда только легче вздохнул, когда они отдалились, а Гайдис, коротко о чём-то поговорив с теми, что его окружали, проводил меня к дому.

      Едва мы туда пришли, где Сонька уже беспокойно ожидала нас на пороге, Гайдисы о чём-то друг с другом начали шептаться. Я также, осмелевший и охваченный гордостью, что был так близко к королю, начал описывать Марихне кортеж и панов, и всё, что там видел.

      Вечером того же дня Гайдис пошёл в замок и пробыл там довольно долго, а когда вернулся, они потихоньку совещались с женой.

      На следующее утро Сонька снова взялась умывать меня и причёсывать, а когда я спросил, пойдём ли мы куда с отцом, она, подумав, ответила:

      – Тебе пора учиться. Отец отведёт тебя к викарию, что живёт при замковом костёле, он будет твоим учителем.

      Когда я это услышал, я очень испугался, потому что не мог понять, для чего мне могла понадобиться какая-то учёба, и что это могло значить. Я почувствовал также, что это грозило потерей той свободы, которой я до сих пор наслаждался, и начал плакать.

      Учёба в моей голове представлялась мне вместе с розгой. Уж не знаю, как Гайдис затащил меня в канонию (дом причта), где от слёз поначалу я ничего не увидел, только услышал над собой голос в сводчатой комнате, в которую мы вошли.

      Напрасно я сопротивлялся, прячаясь за Гайдисом, меня силой вытолкнули вперёд; две большие, сухие, костлявые руки схватили меня и склонённая рядом седая голова заговорила мягким голосом, вместе успокаивая меня и смеясь.

      Я не очень понимал, что говорил мне этот будущий учитель, но, через мгновение немного прийдя в себя, меня охватило любопытство