Дом слёз. Кети Бри

коридору, пачкая грязью кремовый ковёр. Музыка нарастала, накатывала волнами. В механической, однообразной игре послышалось некое чувство. Знаменитая пианистка Анна Бейли сидела за фортепиано в одном пеньюаре, боком к возникшим в дверях некромантам. Тонкие бледные пальцы взлетали над клавишами, лицо её без единой кровинки было спокойно и сосредоточенно. Анна Бейли была давно и бесповоротно мертва. Нельзя жить и спокойно играть на фортепиано, если у тебя нет половины черепа.

      – Она покончила с собой, – произнес кто-то за их спиной. – Дура.

      Эллен Бейли стояла, нацелив на незваных гостей изящный дамский пистолет.

      – Из-за несчастной любви. Рано утром я услышала выстрел, зашла к Энни в комнату… Она лежала у секретера, в одной руке – пистолет, в другой – письмо… Я сказала: «Энни, что ты натворила? Вставай!» И она встала… Она всегда была послушной девочкой.

      Послушная девочка, лишенная половины головы, наконец, перестала играть, повернулась в их сторону. Лицо её – красивое, благородное – ещё не начало разлагаться.

      – Я думала, – сказала госпожа Бейли, – что куплю парик, и никто не заметит перемен. Но пришли вы… Убей их, Энн!

      Потом произошло несколько вещей одновременно: госпожа Эллен Бейли выстрелила, поднятый труп её дочери набросился на Хагала… Битвы в таких случаях коротки, но довольно разрушительны. Стоит подпустить труп поближе, может, даже дать укусить – у некромантов иммунитет к трупным ядам. Потом упокоить, прикрываясь упокоенным телом от пуль сумасшедших родственников.

      – Бездновы аристократы, – прохрипел Хагал, когда все закончилось. – Готовы идти на любой риск, лишь бы не опорочить род появлением в нем некроманта. Вот чем это заканчивается.

      – Я люблю свою работу, – ответил мастер Айнир, связывая руки необученной некромантке. Та плакала, не глядя в сторону дочери. – А такое недоверие к магам смерти, поверь, не самое страшное.

      Мартин дотронулся до шеи, чувствуя, как течет кровь, портя рубашку.

      – Все-таки прокусила.

      Мастер отогнул ворот рубашки, провел пальцем по ране. Мартин страдальчески поморщился.

      – Вам нужно в госпиталь, Хагал. Сейчас вызову вам лекарей для сопровождения, а сам подожду службу зачистки.

      – Не стоит, мастер, – хорохорясь, сказал Мартин. – Я себя прекрасно чувствую!

      И потерял сознание, как кисейная барышня. Стыд какой! Очнулся Мартин уже в госпитале. Лежал, бездумно разглядывая паутинку на потолке – её шевелил по-летнему тёплый ветер.

      – Как вы себя чувствуете, подмастерье Хагал? – услышал он мягкий, бархатный, будто бы приглушённый голос и тут же попытался подскочить, приветствуя высокое орденское начальство.

      Магистр Рейнхальд сидел, по своему обыкновению сложив руки на коленях и выпрямившись. Стекали холодными струями на пол складки светло-серой мантии, мерцали драгоценные камни в глазницах изящной маски, старой почти как мир, ровесницы их общей страны. У магистра был мягкий голос, обходительные манеры, он умел добиваться