Атаман. Воевода. Новая Орда. Крестовый поход. Александр Прозоров

было, а труп! Труп пронзенного стрелой мужчины.

      Боже! Боже! Опять эти стрелы, армяки, копья…

      – Дня три назад убили, – со знанием дела определил Антип.

      – А вон еще мертвяк, – Данило Борисович указал на крыльцо, на ступеньках которого тоже валялся припорошенный снегом труп, только этот не был поражен стрелою. Несчастного просто зарезали… Нет!!! Зарубили мечом… или секирой.

      – Мечом, – снова пояснил Чугреев. – Вона, удар-то чрез ребро прямо в сердце. Хорошо били, умело. А вот того, глянь, Егорша – секирою.

      Молодой человек обернулся… и его чуть не вырвало от одного вида разрубленной надвое головы!

      Господи… значит, все так и есть… Уж точно – средневековье!

      Подошедший сзади Иван Тугой Лук хлопнул Вожникова по плечу:

      – Ну, че встал, паря? Пойдем, глянем.

      Проникающий через распахнутую дверь свет падал на скудную обстановку избы. Сложенный из камней очаг, стол с лавками… Нехитрая домашняя утварь: глиняные горшки, деревянные миски, кадушки. В углу стояла рогатина.

      Егор и хотел бы, конечно, увидеть хоть какой-нибудь прикнопленный к стеночке календарь с голыми девками, однако в душе понимал уже, что совершенно напрасно надеется…

      – Эвон, под лавкой-то!

      Иван Борисович наклонился и вытащил из-под лавки… мертвого ребенка! Опять же зарубленного – из залитой коричневой запекшейся кровью груди торчали белые ребра…

      Вожников вроде бы никогда не был хлюпиком, но тут не выдержал, и, выбежав на двор, завернул за угол, закряхтел – его вырвало.

      Очистив желудок, молодой человек еще немного постоял так, согнувшись, и, более-менее придя в себя, вскинул голову. За углом, близ плетня, торчали какие-то пугала… почему-то сразу три. Что, птиц так много?

      Егор присмотрелся и…

      Лучше б он этого не делал!

      Никакие это были не пугала – люди! Посаженные на кол люди!

      Значит – правда… тупое и дикое средневековье!

      – Господи-и-и-и!

      – Здоров ты кричать, Егорша! – хмыкнул вышедший из избы Иван Тугой Лук. – Думаю, ночевать мы тут не будем, дальше пойдем… Ну, чего встал-то? Мертвяков не видал?

      – К-кто их, интересно… и за ч-что… – заикаясь, промолвил Вожников.

      – Верно, соседушки, – Иван Борисович шумно высморкался. – Из-за землицы али из мести. Всяко бывает. Леса! Народ кругом дикий.

      Егор сглотнул слюну. А ведь просто все! Взять да поинтересоваться, коли уж они бояре или даже князья.

      – Иван Бо… Еще спросить хочу.

      – Ну, спрашивай.

      – Иван Борисыч, вот скажи-ка, а какой сейчас год?

      – Обычный год, – с некоторым удивлением отозвался боярин… или князь. – Как и прошлый, малость подождливей только.

      – А лето, лето какое? Ну, от сотворения мира?

      – От сотворения мира? – Иван Борисович ненадолго задумался, зашевелил губами. – Тебе зачем надо-то?

      – Да так…

      – От сотворения мира шесть тысяч девять сотен осьмнадцатый. Ну да, так и есть – в березозоле-ветроносе месяце, по-гречески