Тельняшка жизни. Виктор Красильников

как у одесситов. На лицах брезгливое превосходство. А сами так из себя, невзрачные. В оный момент с Серёгой сидели в моей каюте, близкой к действу. Дёрнуло нас выйти поглазеть. Который меньше кривился, на Сергея показывает. Мол, смотри, каков моряк! И действительно. Прислонившийся к вертикали надстройки был отточенно типажен, как голливудский Ретт Батлер.

      – Руссэре арь вель ике грисер (не такие уж русские свиньи), – обломился и второй.

      Чужие мужики выражение лиц поставили на нейтралку. С тем и отбыли.

      Бумагу всё же накатали. Рапорта у них педалят быстро. По приходе в Архангельск получили какую-то полусекретную мазь. И вывели коричневых – на год.

      (Парадоксальную мысль выжали учёные, когда тех вовсе не стало. Оказывается, заверяли шустрые о благополучии среды человеческого обитания. Так что не стесняться, а гордиться следовало).

      …Подошло освидетельствование котла. На ночной стояночной готовили его к гидравлическому испытанию. Выпала та вахта Серёжке. Признаться, никогда друг выспавшимся не заступал. Жизнелюб был слишком.

      Он, значит, на уровне средних решёток под арматуру заводит заглушки. Я внизу склонился около питательных насосов.

      Необъяснимо вдруг захотелось переместиться. Где только что стоял – возлёг с грохотом увесистый глухой фланец. Виновник бледный по трапу спускается.

      – Константиныч, извиняй! Вырубился на моменте.

      Я радостный, раз не покойник.

      – Замнём, – говорю, – больше стальными снежками не кидайся.

      Бросили мы это дело и поднялись успокоительных капель принять. После двух рюмок признался он с какой-то отрешённой серьёзностью.

      – Ведь если что, себя бы не простил.

      Впервые осознал, каким сильным характером награждён друг. Поступки у таких не знают подмены вариантов. Хорошо то или плохо – не судить лучше. Мы все удивительно разные.

      Регистру котёл сдал. Настроение – как пар на марке. Снова «прощай любимый город». Опять Сергея провожала жёнушка с ребёнком. Смотрелись трогательно…

      Адриатика. Порт и город Риека. Австрийское брошенное наследство с дремавшей миной.

      И чегой-то сюда послались? Уже непривычно далековато. Первому, вестимо, Пивневу открылось.

      – Кормильца за инвалида выдают. Ну, два «цементных ящика» в коффердамах. Для чего тогда доки придуманы?! Двадцати трёх от роду «Абагур» на гвозди ушёл. А нашему под четвертак. Думайте!!! – И изобразил разрывание ревматросом тельняшки.

      На той волне поприходила в головушки блажь. Буфетчица наша – не с маникюрным характером девушка, доверилаcь.

      – Хоть разочек в жизни пройтись с видным парнем. Устроишь?

      Серёжке передал. Поняли оба правильно, по-джентльменски. Опять-таки посвящённый из комсостава нужен.

      Вышли пресловутой советской тройкой. Я сзади плёлся, не портя сбывшуюся мечту. По «культурке» фильм просмотрели. От духоты зала охлаждались в парке. Бутылочку взяли с запоминающимся названием «Царица». Знать бы,