.

Финча, которая благополучно добралась до Англии и готовилась пересечь Ла-Манш. Дочь конгрессмена, сидевшая по левую руку от Вейла, полагала, что все это очень смело и интересно. Младший управляющий моллюсками, или кем там он управлял, считал, что Англия куда опаснее для экспедиции, чем континент.

      Дочь конгрессмена с этим не согласилась.

      – Нет, это собственно Европы им следует опасаться. – В подкрепление своих слов она нахмурилась. – Вы же знаете, что говорят о тамошней живности: вся она безобразна и почти вся смертоносна.

      – Не в такой степени, как человеческие существа.

      Молодой администратор старательно разыгрывал из себя циника. Видимо, вообразил, что это поможет ему казаться старше.

      – Только не надо эпатажа, Ричард.

      – И уж точно не настолько безобразна.

      – Они смельчаки.

      – Может, и смельчаки, но я на их месте больше опасался бы партизан. Или даже англичан.

      – Все не настолько плохо.

      – Пока да. Однако англичане нам не друзья. Китченер снабжает партизан продовольствием, вы же знаете.

      – Это всего лишь слухи, и вам не следует повторять их.

      – Англичане подрывают нашу европейскую политику.

      – Мы сейчас говорим об экспедиции Финча, а не о них.

      – Нет, Престон Финч, конечно, может передвигаться вплавь по реке, но, помяните мое слово, он понесет куда больше потерь от пуль, чем от порогов. Или от чудовищ.

      – Не говорите слова «чудовища», Ричард.

      – От этих богомерзких созданий.

      – Меня бросает в дрожь при одной мысли о них. А партизаны – всего лишь люди.

      – Милая моя девочка… Впрочем, полагаю, доктор Вейл остался бы не у дел, если бы не женская склонность смотреть на вещи с романтической точки зрения.

      Вейл изобразил лучезарно-елейную улыбку:

      – Женщины куда лучше способны видеть беспредельное. Или просто меньше его боятся.

      – Вот видите! – Дочка конгрессмена просияла. – Беспредельное, Ричард!

      О, если бы только Вейл мог показать ей беспредельное! От этого зрелища ее хорошенькие глазки полезли бы на лоб.

      А затем с черепа слетела бы вся плоть.

      После ужина мужчины удалились в библиотеку пропустить по стаканчику, и Вейл остался в обществе женщин. Начались бесконечные разговоры о служащих в армии племянниках и отсутствии постоянной связи с ними, о мужьях, допоздна пропадающих в Государственном департаменте. Вейл смутно догадывался, что все это предвестия – но не мог понять, чего именно. Войны? С Англией? С Японией? Ни то ни другое не казалось вероятным… Но после смерти Вильсона Вашингтон превратился в затхлый темный колодец, который легче легкого отравить.

      Когда на Вейла насели с требованием откровений, он ограничился диванными пророчествами. Сбежавшие кошки и непутевые дети; разгул желтой лихорадки, полиомиелита, инфлюэнцы. Его видения были безобидными и едва ли сверхъестественными.