Соло для влюбленных. Татьяна Бочарова

– слишком важной фигурой был для города, своего рода местным достоянием.

      Меня он учил с нуля. Я ведь даже ноты твердо не знал, не то что там четверти и восьмые! Об этом разговору не было. Одним словом, точно как Фрося Бурлакова.

      Но он умел объяснять так, что все становилось ясно. Наверное, потому и стал таким знаменитым, что имел этот талант – в двух словах передать самую суть.

      Третьекурсником я впервые принял участие в общегородском конкурсе и… победил. Потом был областной конкурс, за ним – региональный. И наконец, тот самый, последний… – Глеб замолчал, думая, вероятно, о чем-то своем. Потом он взглянул на часы. – Наверное, мне пора. Уже пятый час. От тебя до моего Марьина наверняка не меньше полутора часов. Надо еще партию посмотреть и спать завалиться пораньше. Терпеть не могу рано вставать.

      – Теперь придется. – Лариса прислонилась головой к его плечу, задумчиво глядя в потолок.

      Глеб обнял ее, но потом тихонько отстранился.

      – Пора.

      – Останься, – попросила она, – тебе незачем сейчас уходить.

      – Вот так сразу?

      – И до театра от меня гораздо ближе.

      – Ну разве что… – он усмехнулся и поцеловал ее в губы…

      Посреди ночи Лариса проснулась с давно позабытым ощущением покоя и тихой радости. Квартира преобразилась. Она больше не была пустой и холодной. Теперь каждый ее уголок наполнился уютом. Тем особым уютом, который тонко чувствует женщина, когда в ее жилище находится близкий мужчина.

      Глава 5

      – Это вроде кори, – определила Мила, – налетит, потреплет и отпустит. Главное, чтобы не было осложнений.

      Они с Ларисой сидели в узенькой, тесной женской гримерке. Только что кончился пробный прогон первого действия, и Лепехов объявил получасовой перерыв, прежде чем перейти к более подробной работе над отдельными номерами.

      За дверью в коридоре слышался шум, шаги, смех, а здесь, в гримерке, было тихо и, главное, прохладно – окна комнаты выходили в тенистый двор.

      На повестке дня у девушек стояли ураганно начавшиеся отношения Ларисы с Ситниковым.

      – Точно, корь, – тоном знатока заверила подругу Мила, глядя в зеркало и аккуратно стирая влажной ваткой потекшую от жары тушь.

      – Старовата я для кори, – Лариса скептически поджала губы. – Знаешь, Милка, я ведь ничего не берусь утверждать. Не хочу высоких слов, меня от них тошнить начинает. Просто…

      – Просто тебе классно, – улыбнулась Мила, оглядывая сияющее лицо подруги, – и это видно невооруженным взглядом. Что ж, дай, как говорится, бог! Если честно, я не сомневалась, что все будет именно так, еще до начала всяких репетиций.

      – Неужели я настолько предсказуемая? – полушутливо обиделась Лариса.

      – Да нет, просто я, в отличие от тебя, видела его по телевизору. Много раз. Мимо такого трудно проскочить, не заметив.

      – А ты бы проскочила? – Лариса выжидающе глянула на Милу, сосредоточенно рассматривающую в зеркале свое отражение.

      – Я? –