Украинское национальное движение. УССР. 1920–1930-е годы. Андрей Марчуков

в постновейшем мире и постсоветской России. Именно внутреннее национальное единство Русского мира вновь оказалось поставлено под сомнение старыми и новыми течениями, отрицающими это единство.

      Поясним, что под Русским миром в данном случае понимается определенный цивилизационный, культурно-психологический, религиозно-этнический и хозяйственный организм – сообщество, к которому принадлежат не только русские в современном понимании этого слова (или, по-старому, великороссы), но также белорусы и восточные украинцы. В силу множества факторов (о которых пойдет речь впереди) большинство этих людей продолжает сознавать (или ощущать подсознательно) свою принадлежность к этому миру и поэтому их социальное поведение и реакция на кризис конца XX в. во многом одинаковы[4].

      В этом контексте на первый план выступает так называемый «украинский вопрос». В свете означенных событий абсолютно правильной представляется оценка, данная ему еще в период между двумя мировыми войнами виднейшим идеологом украинского национализма Д. Донцовым: «Как комета появляется… украинский вопрос на политическом небе Европы всякий раз, когда для России наступает критический момент»[5]. В настоящее время, после возникновения на мировой арене Республики Украины, этот вопрос как бы перешел во внешнеполитическую сферу. Однако это лишь видимая сторона проблемы. Хотя Украина стала самостоятельным государством, этот вопрос остается и будет оставаться в зримой перспективе внутринациональной проблемой этого Русского мира. Причем проблемой не сугубо «украинской» или сугубо «российской», а именно общей, поскольку от того или иного варианта ее развития будет напрямую зависеть облик и внутренний мир и России, и Украины, и русской, и украинской общностей. Более того, кризис России – это и кризис Украины. И преодоление этого кризиса возможно только одновременно и вместе друг с другом.

      Не менее важным последствием воздействия национального фактора стал психологический синдром от крушения многонациональной сверхдержавы. Относительная легкость, с которой произошел политический «развод» республик, свидетельствует о том, что государственное единство страны в том виде, в котором оно существовало на момент ее распада, претерпело сильную эрозию и было подточено процессами, происходившими в СССР в последние годы его существования. Вместе с тем довольно продолжительное и непростое привыкание населения бывшего СССР к новым реалиям служит подтверждением того, что в Советском Союзе происходило складывание (хотя и не доведенное до своего завершения) некоей надэтнической национальной общности, разрушение которой оказалось более болезненным, нежели распад государственного организма. Впрочем, сознание сопричастности к этой общности не исчезло бесследно и продолжает сохраняться у довольно широких слоев населения как России, так и некоторых бывших союзных республик.

      Советский Союз не был однородным образованием.

4

О возможных путях развития Украины в рамках западной концепции единого мира и цивилизационного кризиса России см.: Марчуков А. Об Украине, России и даже немножко об Ираке // Россия XXI. 2003. № 3. С. 16–21; Круглый стол: Украина, Россия и славизм // Там же. С. 4–53.

5

Донцов Д. Історія розвитку української державної ідеі. Київ, 1991. С. 40.