Украинское национальное движение. УССР. 1920–1930-е годы. Андрей Марчуков

как раз и обращали внимание противники украинства, говоря, что нельзя обучать детей на том языке, которого фактически нет. Но это не смущало деятелей украинского движения. Разработка стандартизированной литературной речи была завершена только к концу первой трети XX в.[99]

      Еще одним важным результатом 1905–1907 гг., имевшим несомненное значение для активизации, политизации и политического оформления движения, равно как и для становления украинской нации, стал первый опыт российского парламентаризма. Украинское движение использовало появившуюся Государственную думу для публичного изложения своих требований и поиска союзников. В 1-й и 2-й Думах имелись украинские громады, члены которых состояли в различных левых фракциях. В 3-й и 4-й Думах особых украинских объединений не было. Далеко не все делегаты, избранные от малороссийских губерний, в том числе крестьяне, входили в состав украинских громад. По оценке М. Грушевского, из 62 депутатов от украинских губерний 1-й Думы большинство были малороссы, то есть люди, придерживавшиеся общерусской, а не украинской идентичности[100]. Понятно, что они были противниками украинства.

      Депутаты-«украинцы» выступали за предоставление Украине национальной и территориальной автономии и изменение статуса украинского языка. Позиция украинских громад и депутатов была крайне нерешительной, они постоянно оглядывались на действия польского кола (фракции) и ход обсуждения польского вопроса[101]. Чаще инициативу в украинском вопросе проявляли их российские коллеги-депутаты. Но вне зависимости от того, кто «эксплуатировал» украинский вопрос, с парламентской трибуны на весь мир было заявлено о существовании особой национальной общности – украинского народа, имеющего свои интересы и добивающегося национальных прав.

      Заметно эволюционировало в отношении к украинскому вопросу и российское общественное мнение. Прежде всего это касалось либеральной и левой общественности, настроенной оппозиционно к власти (да и, как оказалось, к России вообще). Именно она первой отказалась от концепции триединой русской нации, встав на точку зрения украинского движения и в целом признав его требования законными и правомерными. В украинском движении они видели союзника против правительства, а украинский вопрос использовали как повод к очередному фрондерству, дискредитации власти и обвинению ее в косности и недемократизме.

      Весьма деятельными защитниками политического украинства были представители Конституционно-демократической партии, озвучивавшие с думской трибуны позицию движения и поддерживавшие украинский вопрос на слуху. Так, лидер партии П. Н. Милюков отстаивал право преподавания в школах Малороссии и Белоруссии на украинском и белорусском языках, употребление украинского в местной администрации[102]. И в целом он поддерживал цели украинского движения по эмансипации народных масс в нацию. Еще радикальнее были

99

Касьянов I. Теорії нації та націоналізму. Київ, 1999. С. 262.

100

Бондаренко Д., Крестовская И. Украинский вопрос в Государственной думе (1906–1917 гг.) // Россия XXI. 2001. № 6. С. 99, 100.

101

Там же. С. 103, 116.

102

Упоминание в этом контексте Белоруссии еще более примечательно, если учесть, что национального движения там практически не было. «Белорусский вопрос» был рукотворным в еще большей степени, чем украинский. Белорусизация во многом инициировалась «сверху», из столиц: сначала противниками самодержавия, а затем большевиками, создававшими «образцовую» во всех отношениях республику.