Адская Кошка на Мальве. Елена Жильникова

забыть о бесцельности существования. Ежедневная рутина благотворно влияла на восстановление покалеченного тела, но не души. Вытоптанная тяжелыми сапогами лжи и предательства душа пребывала в глубокой коме, взирая на мир с тупым безразличием покойника. Периодически пробирающиеся в голову мысли о самоубийстве немедленно изгонялись с позором напоминанием, что Альберт сильно обрадуется, получив известие о смерти бывшей жены. А дети… Образы сына и дочки заставляли держаться за жизнь надежней самых крепких канатов. Пусть сейчас нет возможности быть со своими детьми, но пока живы ее тело и мозг, теплится и надежда на воссоединение семьи.

      Из приоткрытого окна донесся дразнящий аромат блинов из красной тыквы, политых кленовым сиропом. Хоть какая-то радость в пустой и бессмысленной жизни калеки. Только ради этого стоило выползти из своего логова. Девушка с явным усилием слезла с кровати, медленно оделась, стараясь не тревожить искалеченную голень, дотянулась до трости и выбралась в коридор. Еще пять шагов, вот и кухня, где как обычно хлопотала по хозяйству старая добрая Молли. Хохотушка Молли, даром, что мачеха, искренне переживала за каждого члена семьи, не делая различий между своими детьми, давно вылетевшими из родительского гнезда, и пасынками.

      Круглолицая пышка средних лет в практичном зеленом переднике поверх лимонного платья обернулась на шум и широко улыбнулась входящей в кухню девушке:

      – Элька, уже проснулась? Вот умница… А, вот, я блинков напекла. Как ты любишь, из тыквы, и твой любимый травяной чай уже поспел.

      – Садись, милая, сейчас покушаешь и пойдешь заниматься, – тряхнув фиолетовыми кудряшками, она протянула руки, чтобы помочь хромой Эльке добраться до стола, накрытого салатовой скатертью, в центре которого соблазнительной башней возвышалась внушительная горка малиновых блинов, но вовремя опомнилась и лишь отодвинула стул, – отец только-только ушел проверить скотину. Как это вы с ним в коридоре не столкнулись?

      Девушка молча доковыляла до стола, села, повесила резную трость на спинку стула, придвинула к себе предупредительно поданную кружку с травяным отваром, сделала первый глоток, не чувствуя вкуса, и потянулась за верхним блинчиком. Есть не хотелось совершенно, но расстраивать заботливую Молли не хотелось еще больше. Достаточно того, что бедной женщине и так приходится общаться с мрачной молчуньей, не смея ни единым словом, ни жестом пожалеть и приголубить несчастную падчерицу. Зачем надрывать сердце доброй женщины еще и голодовкой.

      «Элька слишком горда, слишком зациклена на своем увечье, чтобы ясно различать желание помочь и сочувствие близкого человека от унизительной жалости к слабакам и убогим. Не понимает, наша глупышка, что мы все желаем ей только добра», – как-то вечером жаловалась мужу добросердечная Молли, думая, что девушка ее не слышит.

      «Все она понимает, дорогая, поверь мне, – утешал супругу Клаус, ветеран многих галактических войн, поглаживая длинные белые усы, – понимает и очень благодарна нам за терпение и гостеприимство,