Лиза на мою голову. Диана Рымарь

им мужем! – говорит он, глядя мне прямо в глаза. – Ты мне веришь?

      Тихонько отвечаю:

      – Да, Юрий Игнатович…

      – Тебе можно просто Юра.

      – Юра, – послушно повторяю.

      Очень боюсь, что он сейчас наклонится и прикоснется ко мне губами, но он не делает этого, лишь продолжает пристально разглядывать мое лицо.

      – Ты красивая, Лизонька! Такая чудная девочка, как шоколадка! Шоколадные волосы, глаза, бровки домиком, а я очень люблю шоколад! Ты мне понравилась…

      Чувствую, надо что-то сказать в ответ, а слова не идут – замерли где-то в горле и наружу никак не хотят. Смотрю на Юрия и пытаюсь найти в нем хоть что-нибудь притягательное. Только нет в нем ничего, что могло бы меня привлечь.

      Навскидку ему лет пятьдесят. Кажется, он одного возраста с моим приемным отцом: в его черной шевелюре столько же седых волос, а глаза хоть и голубые, но какие-то тусклые, и морщин вокруг глаз и на лбу у него много, зато стройный, подтянутый… Ну, хоть что-то.

      – Лиза – очень хорошая девочка! – встревает в нашу интимную беседу моя приемная мать, Марисоль. – Вы не пожалеете, что выбрали ее. Она – моя любимица! Ближе всего к сердцу…

      Это правда, я знаю. Она всегда выделяла меня среди приемных дочерей, а их у нее сейчас уже больше десятка. Я ее любимая, самая послушная девочка.

      Марисоль сидит рядом с моим приемным отцом, они держатся за руки и смотрят на меня с Юрием с большим одобрением.

      – Лизонька – сокровище! – это уже говорит папа Авзураг.

      От их похвалы у меня краснеют щеки. Юрий это замечает и еще больше умиляется.

      – Вижу-вижу, прелесть! – говорит он им, а потом снова поворачивается ко мне: – Лизонька, я заберу тебя в феврале, тогда и поженимся! А пока мне нужно всё подготовить к твоему приезду…

      И он всё же тянется ко мне своими мятно-табачными губами.

      Я зажмуриваюсь, еле выдерживаю эту «ласку». Изо всех сил стараюсь не сморщить губы.

      – Ну-ну… – он всё же замечает, что мне до жути не по себе. – Оглянуться не успеешь, как ко мне привыкнешь!

      На этом он отпускает меня, жмет руку Авзурагу, кивает Марисоль и уходит из кабинета отца.

      – Ну? Как он тебе?

      Приемная мать тут же вскакивает с кресла, присаживается ко мне, берет за руку.

      Я не знаю, что ей ответить, она описывала его совершенно другим.

      В моем понимании симпатичный чернобровый спортсмен выглядит совершенно не так. Но у нее, похоже, свое видение прекрасного.

      – Он старый… – всё же выдавливаю из себя правду, хоть и знаю, что разочаровываю приемных родителей.

      – Ну да, не юнец… – поджимает губы мама Марисоль. – Но это же плюс!

      – Какой же это плюс? – этот вопрос вырывается из меня, словно черт из табакерки.

      – Ну как же! – всплескивает руками она. – Чем старше мужчина, тем с ним проще! И тем больше он будет тебя любить… Ты же хочешь, чтобы тебя любили, ведь так? Я сама тебе его выбрала!

      – Ты мне его выбрала? – хмурю брови.

      – Конечно! Настояла, что именно тебе жениха выберу я! Он добрый, щедрый, заботливый, у него нет детей… После смерти оставит свою фабрику тебе!

      – После смерти?

      Меня больно режут ее слова. Мы ведь только должны пожениться, а приемная мать уже рассуждает о смерти… Что же это будет за брак такой?

      Впрочем, я всегда знала, что она очень меркантильная, как и ее муж. Ведь правда, по ее логике получается, что у меня не жених, а сплошное золото-бриллианты. Марисоль всё на свете деньгами меряет, недаром на ней вечно украшений прямо как на новогодней елке, и каждый день разные. В этом плане муж балует ее безбожно. Впрочем, отчего бы не баловать, если деньги есть. Приморская гостиница, в которой мы все живем, приносит семье Габарашвили отличный доход, плюс калым, который платят женихи за каждую из приемных дочерей… Можно золотом хоть с ног до головы обвешаться, и еще огромная куча останется.

      Каждую из нас выдают замуж сразу по наступлении совершеннолетия. Мне исполнилось восемнадцать позавчера, пришел мой час… И все-таки я надеялась, что мне они выберут кого-то, с кем можно будет жить не зажмуривая глаза, а заодно не затыкая нос. Ведь я – любимица! Я четыре года исполняла всё-всё, что мне велели, я очень старалась, вела себя идеально, я заслужила!

      «Грязная маленькая Лизка! Ты ничего хорошего не заслуживаешь!» – не мои слова… и даже не слова моих приемных родителей. Этот голос появляется в моей голове, когда происходит что-то плохое, и принадлежит он моему биологическому родителю – тому, кого не видела много лет и не хочу вспоминать.

      «Успокойся, успокойся, пожалуйста, успокойся!» – пытаюсь внушить себе, делаю глубокий вдох.

      – Я вижу, ты расстроилась, Лизонька… – с деланым спокойствием подмечает папа Авзураг.

      «Нет, блин, обрадовалась, что вы меня за старпера замуж…»

      Вслух, конечно, такое не говорю, не хочу схлопотать хорошую порцию ремня. Я уже