Пастырь. Александр Седых

кивнул инок.

      – Ты ещё тогда казаком был, а потом санитаром, – напомнил послужной список знакомец.

      – Отойдём в сторонку, вспомним былое, – не захотел прилюдно раскрываться Алексей.

      – Коль махорочкой угостишь, отчего же не поговорить? – пошёл вслед за парнем солдат, но по пути вспомнил: – Ой, да ты, кажись, не курил тогда.

      – И сейчас не балуюсь, – степенно огладил ладонью густую короткую бороду молодой инок.

      – В Сибири не научили? Тебя же военный трибунал осудил. Помню, даже расстрелять хотели вместе с товарищами. По слухам, вас тогда наш дивизионный контрразведчик, Кондрашов, у жандармов еле отбил.

      – И что теперь с добрым капитаном сталось? – усаживаясь на штабель ошкуренных брёвен, озабоченно вздохнул Алексей. – Жив ли? Почитай, уж три года как война идёт.

      – Когда я в госпиталь попал по ранению, то Эдуард Петрович уже в майорах ходил, – присел рядышком сослуживец и пожал плечами. – Жив, поди. Штабные в штыковую атаку не бегают.

      – Я с капитаном в разведку по немецким тылам ползал, – нахмурив брови, заступился за боевого офицера Алексей. – Толковый вояка.

      – Может, и так, – чуть отстранился от статного инока солдат. – Мы люди простые, с офицерами задушевных бесед не вели. А теперича и вовсе на разных языках говорим. Народу война обрыдла, а офицерьё солдатушек на убой всё гонит.

      – Сам-то что не на фронте? – просветил колдовским взглядом фигуру бойца Алексей. – Перелом левой берцовой кости затянулся.

      – Ну, ты, чудо-санитар, хватку-то не потерял! Да, хромаю помаленьку, – уходя от ответа, фамильярно хлопнул по плечу сослуживца однополчанин. – Не зря тебя ведьминым сыном кличут. Не пойму только, как попы такого беса в божью братию приняли.

      – Инок я, – поправил, смиренно склонив голову, самозванец. – И прежнюю суетную жизнь отринул. Теперь за царя не воюю. Только за новый мир радеть буду.

      – Эт правильно, что Керенский политзаключённых из тюрем выпустил, – логично предположил, как удалось выйти на свободу казаку, сослуживец. – Вот только уголовников зря освободил. В Александровске от них житья никакого не стало. Всю власть под себя забрали. Наша рота резервистов уж целый месяц на этой проклятущей станции кукует. Урки паровоз угнали, а наш эшелон заперли на запасном пути. Всё продовольствие из прицепных вагонов начисто выгребли. Теперича, как цыгане, по городу побираемся, где что украдём, где кое-как подработаем. Я вот на угольном складе подрядился мешки к паровозам таскать. Платят копейки, только на прокорм и хватает. Махорки даже не прикупить. У твоих товарищей лишней щепоти табачка не найдётся?

      – Не курит у нас никто, – отрицательно покачал головой благообразный инок. – А куда ваш командир смотрит? Почему к местным властям не обратился?

      – Так говорю же: воры власть в городе держат, – всплеснул руками горемыка. – Когда полицию и старую администрацию распустили, то народная милиция всю власть к рукам прибрала. Теперь такие времена