Якса. Бес идет за мной. Яцек Комуда

голову. – Поют на погибель всему твоему роду.

      Крики и плач все еще раздавались из усадьбы, но теперь тише, приглушеннее: как видно, пресветлых дочерей Килиана нынче объезжал кто хотел – свободный и смерд, свинопас и оратай, пастух и надворный прислужник. Хозяин Дедичей вдруг повис бессильно в руках бунтовщиков.

      – Евна! – зарычал. – Мила! Молчите! Тихо! Тихо! Они заплатят! За слезы и позор! Молчите! Закройте рты!

      – Ты и сам сейчас заскулишь! – сказал Всебор. – Просим, господин, на пир!

      Вдруг толпа закипела, сорвалась с места. Все – мужчины, сжимающие копья, бабы с серпами, подростки с палками и камнями – принялись злоречить, бросать грязью и конским навозом так, что то и дело получали свое и два мужика, державшие Килиана.

      – Если убьете меня – вернусь! Восстану и упырем оживу!

      – Не вернешься! Не сумеешь!

      – Вернусь! И загрызу!

      – Не вернешься… потому что перережем тебя напополам.

      Подросток с встопорщенными волосами подсунул большое деревянное корыто. Бросили на него господина – на живот, волоча бессильные, путающиеся ноги, словно раздавленное насекомое. Сверху прикрыли его второй лоханью. Подскочили бабы, приподняли один край, перевязали конопляной веревкой, обездвижив властелина в ловушке, будто в гробу.

      – Что вы делаете! – рычал как одержимый Килиан. – За что… За то, что я вам визгуна убил? Языческие, проклятые лжецы из леса! Заплатите мне за это! Кровь моя станет семенем мести!

      – Кричи, кричи! – пискнула какая-то из баб. – Пусть тебя твой фальшивый Есса утешит. Он нас с неба молнией, как Гром, не поразит! И не скажет ничего!

      – Фальшивый бог! Проклятый! Прочь его!

      – Ты сам как сосун! Как упырь! Сколько у нас крови выпил!

      И тогда Всебор воздел вверх железную двуручную пилу, которой обычно перетирали стружку на пол в усадьбе.

      – Начинайте!

      Сразу ухватились за нее двое свободных – бородатых, в плащах и кожухах, кожаных башмаках: один с искривленным лицом, второй – стриженный под горшок, с опухшим лицом и усищами.

      И вдруг установилась тишина, злые голоса стали опадать, корчиться, утихать, перерождаясь в молчание толпы, диких, грязных, загорелых лиц. Глаза их говорили всё…

      – Режьте тело напополам! – кричал Всебор. – Пусть он никогда не встанет! Во славу старых богов!

      – Слава богам! Слава! – отозвались селяне.

      Железные зубья взвизгнули на корыте, воткнулись в мягкое липовое дерево, режа в нем узкую щель. Мужики управлялись, попеременно тянули вправо-влево, пила пела и скрипела. Всё ниже, всё ближе.

      Наконец пила воткнулась в тело и кости, окрасилась кровью, окропив края корыт, между которыми извивался Килиан.

      – Из дикого леса выведи нас, Господи! – заговорил он вдруг рвущимся голосом. – В сбор, который выстроил ты для нас в лесной глуши!

      И потом добавил хрипящим злым голосом:

      – Я вернусь! Вернусь за вами, дети мои! Смотрите на меня вблизи, запомните всё, и сохраните в памяти