Наследник для бандита. Олли Серж

старую дверь на место, а я падаю в кресло. Делаю оборот вокруг своей оси и расслабленно прикрываю глаза. Голова моментально начинает кружиться от недосыпа, голода и выпитого алкоголя. Надо было не вискарь жрать, а кофе выпить. Злюсь на самого себя. Но мне не лезло! Из-за этой чертовой самостоятельной девицы не лезло! Надо ж было так в бабу вбахаться… И сколько можно мыться в конце концов? Она кожу ещё себе не стёрла?

      Слышу, что вода в ванной больше не течёт. Ещё через минуту открывается дверь, и в дверном проёме комнаты появляется Маша, завернутая в широкое белоснежное полотенце.

      Я вижу ее здоровой, распаренной после душа и ловлю себя в состоянии, когда после долгой ноющей боли тебя, наконец, «отпускает».

      Продолжая мурлыкать себе под нос песню, Маша растирает по рукам крем. Не может без него – кожа сохнет от санитайзеров. А у меня неконтролируемо и болезненно встаёт каждый раз, когда я чувствую запах ее рук. Потому что они охренительно нежные, потому что только они знают меня всего и полностью. И больше всего я сейчас хочу подойти к своей девочке сзади, сорвать с неё полотенце и загнуть прямо возле шкафа, в котором она что-то ищет. Мокрые темные пряди волос прилипли к белоснежной коже на спине, бёдра виляют в такт мурлыканью. Красиво. Я сижу немного сбоку, Маша меня не видит. Зато я очень хорошо вижу ее попочку и гладкие губки под краем полотенца. В моей голове начинает звенеть от возбуждения и желания наказать эту бессовестную задницу.

      Девушка достаёт из нижнего ящика комплект белья, закрывает дверцы шкафа… оборачивается и…

      – Аааааа! – срывается от неожиданности в крик. Задыхается, хватаясь рукой за шкаф, – Буров! Ты как здесь оказался? – хрипит растерянно, но я вижу в ее глазах моментальные слёзы, которые она пытается незаметно сморгнуть, а следом – выдох облегчения.

      Просто нечеловеческими усилиями выдержки глушу в себе порыв схватить Марью в охапку, успокоить и сцеловать все-таки сорвавшуюся слезинку…

      Нельзя. Надо воспитывать. Иначе – хрен я от неё что добьюсь.

      – Соскучилась, родная? – все-таки встаю с кресла и подхожу к девушке вплотную.

      – Вчера, скорее всего, да! – Маша прищуривается, делает два шага назад и упирается спиной в шкаф. Закрывает – открывает глаза, переводя дыхание, – А сегодня… Раз сам вошёл, то и где выход тоже знаешь, – она пытается совладать с собой, но ее голос звенит от злости и слез, – И в следующий раз не забудь постучать. Тогда МОЖЕТ БЫТЬ, – она выделяет интонацией слова, – Если буду НЕ ЗАНЯТА, я тебе открою САМА!

      – Марья… – предупреждающе рычу, потому что от ее резкого поведения начинаю снова закипать, – Тормози.

      – Ах извини! – она фыркает, толкает меня в больное плечо, проходя мимо, и топает к дивану.

      Я окончательно теряю конструктив нашего дебильного диалога, разворачиваюсь к Марье лицом и, потирая плечо, смотрю, как она надевает трусики и лифчик.

      Девушка подходит к письменному столу, открывает ящик и достаёт оттуда косметичку. Плюхается на стул, на котором сидел я, и начинает доставать какие-то тюбики.

      – Где