Традиции & Авангард. №1 (12) 2022 г.. Коллектив авторов

может, кабинета даже нет?

      Увижу, может, только паука,

      На книгах пыль, на книгах паутина,

      Слова остались – не осталось сына.

      И смысл уносит времени река.

      Стихи, которым скоро двести лет,

      Читают равнодушно чьи-то дети,

      Им все равно, что нет меня на свете.

      И сына нет. И значит, внука нет.

      Я новый мир не предаю суду,

      У нас и не такое раньше было.

      Пойду и посмотрю свою могилу.

      А может, и могилу не найду.

      И если не пойму я этот свет,

      То что с того? Став неземною тенью,

      Не стоит долго думать о забвенье.

      А может, и могилы даже нет.

      И к лучшему. Кому следить за ней?

      Кому следить, чтоб было справедливо,

      Чтобы всплакнули незабудки с ивой

      Над жизнью промелькнувшею моей.

      Прощай, мой кабинет. Ты стал чужой.

      Я сына пережил. И мы с ним вместе

      В небесном доме лет, наверно, двести

      Живем – не плачем. Я пойду домой.

      «И земля, и все дела сгорят…»

      И земля, и все дела сгорят,

      Все пойдет в огонь – усилит пламя.

      Почему мы верим: говорят

      Души неизбежными словами?

      Почему невольникам греха

      Кажется, что мы коснулись сути

      Неустанным зрением стиха

      О прошедшей навсегда минуте?

      Алиса Ганиева

      Родилась в 1985 году в Москве. Детство и юность провела в Дагестане. Окончила Литературный институт имени Горького. Публиковалась в «Московском вестнике», «Литературной России», «Новом мире», «Вопросах литературы», «Знамени», «Литературной учебе» и многих других изданиях. Автор книг «Салам тебе, Далгат!», «Полет археоптерикса», «Праздничная гора», «Оскорбленные чувства», «Ее Лиличество Брик на фоне Люциферова века». Лауреат премии «Дебют», «Триумф», Горьковской премии. Живет в Москве.

      В трубу

      Рассказ

      Бывший делец Исаев и фотограф Конюшин за долгую дорогу превратились в почти неразлучных друзей. В вагоне было просторно. Кто-то читал, кто-то пялился на мелькавшие в окнах картинки полей под грозовым сиреневым небом, другие, как обычно, шлялись по поезду или дрыхли в спальных купе.

      – Вот когда я ездил на обычных поездах, а не в вакуумных, как этот, то обратный путь всегда шел быстрее, – говорил Исаев, прихлебывая сладкий чай из стакана. – А тут как-то все размыто. Непонятно, в какую сторону мы несемся, то ли на запад, то ли на восток.

      – Как это непонятно, а пейзажи? – возразил Конюшин, кивая на поля в окне. Его куцый хвостик, прихваченный черной резинкой, дернулся, словно вспугнутый воробей.

      – Ну, тут что справа, что слева – одно и то же. Тайга, избенки. А могло бы быть разнообразнее. Программист сдешевил.

      Исаев стукнул по голографическому стеклу окошка и громко икнул. Конюшин собрался ответить, что мозг наш недооценивает длительность новой дороги и переоценивает длительность старой, отсюда и сбой, но вместо этого покосился на стакан Исаева и буркнул:

      – Ты бы осторожнее держал стаканчик. А то ведь все перебьешь. Не хватит нам на дорогу.

      – Да