Травяная западенка. Павел Бажов

у по частям причтется.

      Так-то, видно, им вольготнее показалось! Оно и то сказать: турчаниновски наследники сроду в заводском деле не мерекали, да и новый барин, видать, не мудренее достался. Он, сказывают, из каких-то царских ли, княжеских незаконных родов вышел. То ему и заводы купили и заслуг всяких надавали.

      Завсегда будто в белых штанах в обтяжку ходил, а на шапке от бусой лошади хвост.

      В экой-то одеже в кричну либо сварочную не пойдешь! Под домну и вовсе не суйся. Да новый барин об этом и не скучал. По своему понятию другое ремесло придумал: жеребцов по кругу на веревке гонять.

      У турчаниновских в ту пору барыня одна в головах ходила. Самая, сказать, умойная баба. Ей гору золота насыпь, – и от той пыли не оставит. Увидела эта барыня – Саломирсков жеребцами забавляется.

      «Чем, – думает, – я хуже? Почище заведу!»

      И точно, цельный конский завод на Щербаковке поставила и тоже давай жеребцов гонять.

      Главный приказчик у них из нездешних случился. Паном почто-то его в глаза звали.

      Ну, этот пан сперва барам семечек подсыпал. Поманил, значит. Которое продаст, которое заложит, руду под самым заводом брать велел, уголь чуть не на улицах жгут. Глядишь – и наскребет деньжонок. Барам этого и надо. Разговорами себя тешат:

      – Это поначалу так-то. Дальше лучше пойдет.

      Приказчик видит – уверились в него бары, взял да и жогнул их сколь мог. Наглухо, сукин сын, заводы в долги посадил, весь народ обездолил, а сам шапочку надел, да и в сторону.

      – Прощайте-ко! Век бы на ваших жеребчиков да кобылок глядел, да недосуг мне. Два поместья купил, – хозяевать надо.

      Тут промеж бар чуть не драчишка случилась. Один другого винят, ни в чем сговориться не могут, суд завели. Вот тогда они и придумали с глупого-то ума у одних печей нарозно хозяйство вести. Одна половина одного приказчика поставила, другая – другого. И мелкое начальство эдак же. Один так велит, другой на свое поворачивает. Путали-путали народ, потом и народ поделили. Одни, значит, стали, турчаниновски, други – саломирсковски. Однем словом, беспутица. А хуже всего это по земельному богатству пришлось.

      Не о том забота, как бы найти да добыть, а как бы что новенькое другому хозяину не показать. Всяк про себя смекал:

      – Присудят в мою пользу – тогда и буду добывать из нового места.

      У барина Саломирскова на ту пору главным щегарем был Санко Масличко. Мужичонко плутяга, до всего донюхается, и в делах понимал. Для приисковых и руднишных самый зловредный. А у турчаниновских щегарем был Яшка Зорко.

      Этот вовсе зря на такое место угадал. Он, конечно, тоже смолоду по рудникам да приискам околачивался. Ну на смеху был.

      Мужичище бык-быком, а рожа у него ровно нарошно придумана. Как свекла краснехонька, а по ней волосешки белые кустичками. Ровно известкой наляпано по тем местам, где у людей волос растет. И по голове эти же кустики прошли. За это и звали его Облезлым.

      По-доброму-то пустяк это. Мало ли у человека какой изъян случится. Только Яшка шибко перед народом гордился. Дескать, я – приказный, а ты кто еси? Ну, Яшку и не любили. Да он еще похвалялся перед руднишными.

      – Меня, – кричит, – не проведешь. Сдалека всяку вашу плутню разгляжу!

      Даром, что слепыш-слепышом. Еле мизюкал. Носом по чернилу водил, как писать случалось. Рудобои за эту похвальбу-то и стали звать его еще Зорком. Нет-нет – и поддернут:

      – Наш Зорко небось рукавицу с шапкой не смешат. На аршин в землю видит.

      Кто-то возьми да и дунь это слово барыне Турчаниновой в ухо. Та, известно, заполошная, – схватилась:

      – Где такой объявился?

      Ей сказали – в обмерщиках, дескать, на таком-то руднике.

      Барыня призвала тут Яшку и спрашивает:

      – Ты, верно, на аршин в землю видишь?

      Яшке неохота перед барыней свою неустойку по глазам сказать, он и отвечает:

      – Пониже наклонюсь, так всяк камешок разгляжу.

      Барыня обрадовалась.

      – Такого, – кричит, – мне и надо. Будешь главным щегарем на моей половине.

      Яшке с малого-то ума это лестно.

      – Рад, – отвечает, – стараться.

      Барыня свое наказывает:

      – Гляди, чтоб Саломирскову чего не донеслось, коли новое найдешь!

      Яшка, понятно, хвостом завилял.

      – Будьте в спокое! Будьте в спокое! Которое я открою, то ни единой саломирсковской собачонке не унюхать.

      Таким случаем, значит, и стал Яшка главным щегарем на турчаниновской половине.

      Сперва-то маленько побаивался. Нет-нет и притащит барыне мешочек с камешками с какого-нибудь старого рудника. Вот, дескать, какую штуку обыскал. Только у барыни один разговор:

      – Гляди, как бы саломирсковски про это не узнали. Вот суд кончится, тогда и покажешь это место.

      Ну, а суд когда кончится! Яшка видит, – спокойное дело, – вовсе осмелел. Покатывается на лошадке в седелышке по всей