Алерния. Война. Серг Усов

встретиться с Насмешником и спросить с него за свою семью.

      Вика три дня назад нашла возможность ему это гарантированно пообещать. И, похоже, обзавелась ещё одним преданным соратником.

      – Никтис – умный мужчина, быстро сообразил. – Попаданка встала с постели и прошлёпала босыми ногами до ванной комнатки. – Пусть думает что хочет и голову себе ломает. Не знаю, заскочим ли мы ещё раз сюда на обратном пути, да и не будут ли они к тому времени уже сидеть в осаде.

      – А вы не станете им помогать? Они ведь сдаваться не станут, даже если сама уродина Жагета их станет просить, – полюбопытствовала Юнта, наполняя кувшин водой из принесённой дворовым накануне вечером бадьи. – Ох, сейчас я полотенце возьму.

      – С какой стати? – пожала плечами Вика, скидывая с себя нательную рубашку и вешая её на деревянный крюк. – Это не наша война. Давай лей. И, это – если ты ещё раз так уничижительно и оскорбительно выразишься о герцогине Жагете, я тебе рот зашью. Поняла?

      – Да, хозяйка, – кивнула рабыня. – А ещё Дубок сидит перед крыльцом гостевого дома. Я сейчас видела, когда возвращалась.

      Хорошо это было или плохо, Вика пока не определилась, но Юнта перестала воспринимать угрозы хозяйки буквально. Вику она опасалась и уважала, но не боялась. Попаданка это чувствовала, и на данный момент её это устраивало.

      – Какой ещё Дубок? – Вика с досадой посмотрелась в бронзовое зеркальце размером с тарелку – много ли там разглядишь? – и вздохнула. – Ты яснее можешь выражаться?

      Юнта протянула полотенце – обычную льняную полосу ткани даже безо всякой вышивки.

      – Так браконьер тот, – пояснила она. – С отрубленными пальцами. Которого ты у господина Ворда попросила отдать. С утра пораньше привели, сидит в цепях. Пахнет, как ты не любишь.

      – А ты, значит, любишь? – хохотнула попаданка и пошла одеваться. – Есть, спать хочешь?

      – Хочу, – кивнула Юнта. – И спать, и есть.

      Вика показала глазами на стол, где со вчерашнего вечера остались разложены фрукты, ветчина и сыр и стоял нетронутый кувшинчик вина.

      – Два гонга у тебя есть, и можешь в моей постели поваляться, мне уже больше не судьба, кажется, в неё вернуться.

      Ночью опять шёл снег. Вика каждый раз, обнаружив на улице белый покров, радовалась ему в душе, словно родному. Правда, выпадало его пока с гулькин нос. Так что, даже пожелай она слепить снеговика, как в детстве – настоящего, с морковкой в качестве носа, со старым ведром на голове, – то ничего бы не получилось.

      – Ты, что ли, Дубок? – Вика не смогла сдержаться, чтобы не поморщиться. Юнта была права на все сто – от браконьера даже не пахло, а смердело. В спёртом воздухе подземелий, как ни странно, смрад меньше ощущался, чем на свежем морозном воздухе. – Давно тут сидишь?

      Браконьеру было лет тридцать-сорок, точнее пока было сложно сказать, настолько он оброс и покрылся грязью. Одежда его, хоть и довольно тёплая – из кожи и меха – изорвалась и истёрлась.

      – Тебе-то