Песнь торжествующего плебея (сборник). Михаил Веллер

их холуями.

      – Напишу мемуары: «Мой друг – Зевс». (Чокаются).

      – А, иначе лакеи станут и Зевса учить величественным манерам.

      – Не притворяйся, что тебе это все неприятно. Ты ведь с юности мечтал об этом.

      – Кто не мечтал. И денег, и женщин, и любви, и славы, и благополучия, и приключений. И при всем еще счастья. (Хмыкает).

      – Ну, вот ты все и имеешь. Прорвался. Со стальной ложкой.

      – И уплатил цену нищеты и унижений.

      – Червями ползут многие, а вот доползти, чтобы взлететь орлом… Пардон, молчу. Зато теперь ты испытал все.

      – Привычки нищеты въедливы, уродуют. Приниженность, зависимость от имущих, крохоборство, зацикленность на деньгах – на грошах.

      – Не ты ли проповедуешь полноту жизни? фарисей.

      – Все одно – горе не мед. Его память обсахаривает.

      – Тебя уже коллеги официально обсахарили, как марципан.

      – Хочешь пососать? (Хохот). Они уже вылизали. Шайка идиотов. Когда-то мне хотелось купить вагон калош – чтоб эти наглые холуи носили их за мной в зубах.

      – Так купи теперь. Понесут!

      – Потом я научился не воспринимать их как людей. Шахматные фигурки. Самоходное удобрение для моей грядки.

      – Все?

      – Нет. Нескольких я действительно уважаю.

      – Ты гнусный карьерист; хочу брать у тебя уроки.

      – У пирога одна верхушка, а у каждого едока по ножу. Чтоб занять свое место, нужно многих поставить на их места.

      – А помнишь, ты говорил: «Стану когда-нибудь отъявленным негодяем»?

      – Обещано – сделано! (Хохот). Ребята, так охота быть добрым.

      – Кто тебе не дает?

      – Руки на стол! – дайте мне заплатить, ладно?

      7. Милый-дорогой

      Люкс в отеле: ночное окно, смятая постель, пустая бутылка, два силуэта.

      – Я хочу знать о тебе все…

      – Всего я сам о себе не знаю.

      – А как ты начал?

      – Кому это интересно… В тринадцать лет с лучшим другом мы болели «Тремя мушкетерами»; размышляли о жизни в развалюшке на задворках – школьным мелом написали на ней «Бастион „Сен-Жерве“». Он и высказал: хорошо изобрести машину, чтоб видеть человека насквозь… А я сказал – ха: вот видеть человека насквозь без всякой машины…

      С детства хотел я понимать каждого. И я стал понимать. И душа моя прониклась душой любого человека, его бедами и нуждами.

      – Ты добрый. А в глубине злой. А в самой глубине совсем добрый…

      – Я был добр. Совесть мучила меня всегда: в малейшей несправедливости, в каждой боли мира – была моя вина. Вина причастности и бессилия изменить.

      Каждому отрезал я от любви моей.

      И остался в ничтожестве. Своим мясом всех собак не накормишь.

      – Неправда. Ты прожил настоящую, красивую жизнь.

      – Многое кажется красивым, если это не с тобой сейчас. А когда болят зубы, и воняет изо рта, и нет денег на врача… Когда нечего жрать, и в долг никто уже не дает: «Ты знаешь, старик, я сам сейчас на мели…» – и глаза в сторону. Крадешь объедки в закусочных, клянчишь мелочь на улицах – «на метро», «на телефон». Когда