Жандарм. Андрей Саликов

обратился Семеныч к сидевшему за столом чиновнику.

      – Хорошо, Василий Семенович, сам проследи.

      – Не извольте беспокоиться.

      Пока Семеныч с двумя бойцами отправился за продуктами, я был поставлен в караул. Остальные в полной готовности сидели в вагоне, рефлекс. Мы наиболее уязвимы именно на станциях, во время стоянки. Поэтому визит станового пристава вышел таким скомканным.

      – Внимание, к нам гости.

      Спешащую к нашему вагону «делегацию» нельзя не заметить. В десяти шагах торможу эту процессию.

      – Стой, стрелять буду!

      – Начальство позови, – рычит пристав. Но дальше не идет, молодец, понимает службу.

      Народ, толпившийся на перроне, быстро рассосался. И немного его, обычно больше было.

      – Старшего ко мне, – тихо командует секретарь.

      Подобравшийся, он сейчас совершенно неузнаваем. Волкодав. И неожиданно я поежился. Теперь понятно, почему дядька так его уважает.

      – Старший ко мне, остальным стоять. При неподчинении стреляю, – рявкаю команду. Спиной чувствую, как их взяли на прицел ушедшие Семеныч с ребятами.

      Дела… Бунт. Самое хреновое то, чего я так боялся. Придется стрелять, стрелять, чтобы не убили меня, и все свои эмоции задушить. Да, помещики козлы и ублюдки, да, чиновников, что довели людей до такого, нужно вешать. Есть одно но. Меня мужики будут убивать всерьез. Объяснять им что-либо сейчас бесполезно. Добро пожаловать в каратели, Сергей.

      Становой пристав совершенно прав. Бунт надо давить сейчас, жестоко, чтобы не разросся. Пока пара сел колобродит, но уже одна банда имеется.

      – Унтер, если сейчас их не задавим, потом хуже будет. – Красные от недосыпания глаза пристава смотрят на Семеныча. – Шайку надо выловить. Крестьян надо усмирить. Ты же в Польше был.

      А вот это удар ниже пояса. Нервы у дядьки не стальные, и при слове Польша он натурально звереет.

      – Михаил Иваныч, выручай, у меня пятнадцать городовых, с твоими орлами нас двадцать четыре, и все, нету больше. Когда еще солдаты придут… Помоги, Христом Богом прошу.

      – Пойдем, Василь Семеныч, – устало сказал Кондратьев и, покопавшись в чемодане, достал «вессон».

      Если честно, то приставу повезло. Обратно из Твери мы ехали пустые, хотя по инструкции мы не должны были покидать вагон. Первые признаки анархии мы заметили издалека. Усадьба, похоже, горела. Добежав, я понял, что мы опоздали. Когда-то небольшой, но аккуратный дом уже сгорел, от него шел жар, в воздухе пахло гарью и, похоже, чем-то жареным. Перехватив взгляд дядьки, я все понял. Хозяев искать не надо, они в доме, вернее, в этих угольях. Поняли это все. Крестьян мы перехватили в двух верстах. Человек семьдесят неторопливо двигались по дороге. Многие были пьяные, у семерых были ружья.

      – Стоять! – Рев пристава мог поспорить с паровозом.

      Все это для меня происходило как какой-то сон.

      – Товсь, – услышал команду Семеныча. – Пли.

      Плотный мужик с винтовкой дергается и падает, затвор кверху, гильзу