Перпендикулярный мир (сборник). Кир Булычев

была совсем другой. Может, согрешила? Человек слаб.

      – Чего вам надо, Корнелий Иванович? – спросила Ванда.

      – Я там на витрине лососину видел, – сказал Удалов. – Ты мне не свешаешь граммов триста?

      – Что? – тихо проговорила Ванда. Так, словно Удалов сказал неприличное слово, к которому она не была приучена.

      – Граммов триста, не больше.

      – И может, еще осетрины захотел, провокатор? – произнесла Ванда угрожающе.

      – Кончилась, да? – спросил Удалов миролюбиво. – Если кончилась, я понимаю. Но ты мне можешь и с витрины снять.

      – Слушай, а пошел ты… – И тут Ванда произнесла такую фразу, что не только сама знать ее не могла, но и Удалов лишь подозревал, что люди умеют так ругаться. – Мне терять нечего! Так что можешь принимать меры, жаловаться, уничтожать. Не запугаешь!

      – Ванда, Вандочка, но я-то при чем? – лепетал Удалов. – Я шел, вижу, продукты на витрине лежат.

      – Какие продукты? Картонные продукты лежат, из папье-маше продукты лежат, на случай иностранной делегации или областной комиссии.

      Тут Ванда зарыдала и убежала в подсобку.

      Удалов стоял в растерянности.

      Вокруг было тихо. И тут до Удалова дошло, что немногочисленные посетители магазина, стоявшие в очереди в бакалейный отдел за кофейным напитком «Овсяный крепкий», обернулись в его сторону. Смотрели на него и продавцы. Все молчали.

      – Простите, – сказал Удалов. – Я не знал.

      И он вышел из магазина.

      С улицы он еще раз посмотрел на витрину. И понял, что только наивный взор человека, привыкшего к продуктовому изобилию, – скажем, взор бельгийского туриста или жителя нашего, настоящего Гусляра, – мог принять этот муляж за настоящую лососину.

      «Ой, неладно, – подумал Удалов. – Пожалуй, хватит гулять по городу. Скорей бы добраться до дому и все узнать у себя самого».

      Изнутри к стеклу витрины прижались лица покупателей и продавцов – все смотрели на Удалова. Как голодные рыбки из аквариума.

      Удалов поспешил домой.

      Правда, ушел он недалеко. Дорогу ему преградила длинная колонна школьников. Они шли по двое, в ногу, впереди учительница и сзади учительница. Школьники несли флажки и маленькие лопатки.

      Они хором пели:

      Наш родной счастливый дом

      Воздвигается трудом,

      Чем склонения зубрить,

      Лучше сваю в землю вбить.

      Левой – правой, левой – правой!

      География – отрава,

      Все науки – ерунда

      Без созида-ательного труда.

      Учительница подняла руку. Дети перестали петь и приоткрыли ротики.

      – Безродному Чебурашке! – закричала она.

      – Позор, позор, позор! – со страстью закричали детишки.

      – Тунеядца Карлсона! – закричала вторая учительница, что шла сзади.

      – Долой, долой, долой! – вопили дети.

      Движение колонны возобновилось, и Удалов пошел сзади, размышляя над словами детей.

      Но ему недолго пришлось сопровождать эту