Святилище. Игорь Власов

Сверху их путь хорошо заметен по широким просекам, которые оставляют за собой несокрушимые исполины. Охотники об этом еще не знали, но совсем скоро поймут по треску ломаемых деревьев и сотрясению почвы. Но будет уже поздно. Слишком поздно.

      – Останови это, – Шептун не узнал собственный голос. Он был словно чужой, спокойный и отчужденный, но вся та ярость, кипящая сейчас в его жилах, казалось, вылилась из него и материализовалась в эти два коротких слова.

      Лже-Диго дернулся, как от удара, на мгновение съежился, будто только теперь почувствовал царящий здесь холод, потом медленно распрямился, и совсем по-человечески пожал плечами. Он легко соскочил с облюбованного валуна, подошел к самой кромке воды и, наклонившись, подобрал с берега небольшую гладкую гальку. Шептун не сводил с него глаз, следя за каждым движением. Мальчик несколько раз подбросил камень на ладони, будто пробуя его на вес и, коротко размахнувшись, кинул в озеро. Галька описала короткую дугу и с легким шлепком ушла под воду аккурат по центру видения. Изображение тут же подернулось рябью, а по поверхности принялись расходиться круги.

      В тот же самый момент по земле прошла тяжкая медленная судорога. Озеро будто дернулось от боли, у Шептуна закружилась голова, в глазах потемнело, мир подернулся пеленой тьмы. На мгновение его вновь окружило колеблющее марево из тысяч внимательных глаз. Колени Шептуна подкосились, если бы он не успел упереться рукой о валун – упал бы точно.

      Озеро рвано беспорядочно вздрагивало, словно сердце умирающего. Незримая сила заставила воду вскипеть пузырями, она яростно пенилась, огнистые брызги взлетали вверх, оседая на щеки, лицо и губы Шептуна – и он явственно ощутил привкус крови.

      Земля под ногами еще раз дернулась. Ослепленный от брызг, ошеломленный увиденным Шептун так и осел наземь. Никогда доселе он не видел ничего подобного. Перебирая руками острые выступы валуна и преодолевая дурноту, Шептун кое-как поднялся. Волоча ноги, он с трудом поплелся к воде.

      Судороги боли, сотрясавшие озеро, разглаживались, водная рябь потихоньку улегалась, и на ней уже начинала складываться другая картина.

* * *

      Удар. Замах. Удар. Это как ритм сердца. Если оно остановится, то и жизнь прекратится. Не только твоя жизнь. Этого нельзя допустить. Замах. Удар. Поворот. Дубина кажется неподъемной. Пальцы скользят по древу, пропитанному кровью врагов. Боль от бесчисленных порезов и укусов сидит глубоко в теле, как голодный пес, готовый сорваться с цепи. Боль, конечно, выйдет на поверхность, она всегда рано или поздно приходит, но только тогда, когда он, Гунн-Терр, ей это позволит. Мир сузился до размеров усыпанной трупами поляны. Удар дубиной. Замах. Снова удар. Нельзя останавливаться. Удар. Замах. Сердце гулко гонит по венам кровь. Дуду-ду – пульсирует в висках.

      Что-то сильно ударило в спину. Гунн-Терр непроизвольно сделал несколько шагов вперед, чтобы не упасть. Спину обожгла резкая боль. Пробив толстую куртку из бычьей кожи, когти твари вонзились в тело. Сбросить ее