Морские будни… и блудни. Владимир Цветков

кальсон нижние части. Если старшину роты этим можно было провести, то, капитан 2 ранга четко определял подделку, заставляя курсанта задрать повыше брючину. Заметив нарушение, командир роты, усмехнувшись и грозя пальцем, заключал:

      – Меня не проведешь. Я вашего брата насквозь вижу.

      Из строя тут же следовал коллективный ответ:

      – Товарищ командир, ну зачем эти кальсоны. На улице тепло, мы не замерзнем. В кальсонах в приличном доме не раздеться.

      Командир удивленно вопрошал:

      – А вы что же, брюки снимать в приличных домах собрались?

      – А что еще делать в приличных домах, – не унимались курсанты.

      Далее обычно следовала небольшая, минут на тридцать, лекция о взаимоотношениях мужчин и женщин, плавно переходящая в информацию о международной обстановке и вытекающее из этого требование хорошо учиться и тепло одеваться. Сценарий этот повторялся практически каждое увольнение.

      Обнаружив замечание, капитан 3 ранга выгонял из строя увольняющегося и тот шел, яко бы, устранять замечание. На самом же деле курсант прятался и ждал, когда закончится экзекуция. Наконец Аркадий Алексеевич, закончив осмотр, приказывал дежурному вести увольняющихся на проходную. Дежурный по роте, уже изрядно устав от такой длительной проверки, командовал: “Увольняющиеся, равняйся, смирно”. Но поскольку после проверки в строю оказывалось не более двух – трех человек, равняться было некому. Командир роты оглядывал строй и удивленно спрашивал:

      – А где увольняющиеся? – совсем забыв, что только что он их всех разогнал, – Что никто в увольнение не хочет идти?

      В это время курсанты, выгнанные за нарушения формы одежды, гурьбой окружали командира и выкрикивали свои фамилии. К ним присоединялись и другие курсанты, желающие уволиться на ночь. Аркадий Алексеевич вытаскивал из кармана пачку увольнительных и тут же начинал их выписывать, чем вызывал бурю негодования у старшины роты.

      – Товарищ командир! Вы всю воспитательную работу ломаете, – кричал мичман Пруткаускас, – Нельзя их в увольнение отпускать, Вы же сами выгнали из строя нарушителей формы одежды.

      Николаевский невозмутимо оправдывался:

      – Они все замечания уже устранили. А потом, Пруткаускас, никто нас не поймет, если из роты в сто человек в увольнение пойдут только трое. Скажут, что все задолженность по учебе имеют. Все, – закончив выписывать увольнительные, командовал Аркаша (так любовно его называли подчиненные), – Дежурный ведите народ в увольнение.

      Такая картина повторялась от выходных до выходных, все, кроме старшины роты, были довольные, но на втором курсе случилось непоправимое – Николаевского повысили в должности, назначив заместителем начальника первого факультета по строевой части. Рота была в трансе – так прекрасно жили, тем более что мичман Пруткаускас выпустился из училища и уехал к месту службы, так что противостоять командиру роты стало не кому.