Кит на пляже. Винко Мёдерндорфер

после затянувшегося молчания. Мы уже давно с мрачным видом сидели на низкой каменной ограде, которая отделяет школьный двор от спортивной площадки.

      Мальчики завершали третий круг из шести. Большинство наших одноклассников уже сильно отстало от группы самых крутых парней во всей школе – мальчиков из девятого «А». Только Алекс буквально наступал победителям на пятки. Парни из нашего восьмого «Б» ходили на физкультуру вместе с девятиклассниками, а у нас в это время занятий не было.

      – Да, – повторила я, – мне кажется, нам надо сбежать из дома.

      Опять никакой реакции не последовало, хотя я не сомневалась, что и Петра, и Барбка меня отлично слышали. Но они даже не пошевелились. Обе сидели, уставившись на беговую дорожку, где Алекс уже вышел вперёд и теперь на несколько метров обгонял всех остальных. Он взглянул в нашу сторону, улыбнулся – зубы у него были такие белые, что показалось, будто зажёгся прожектор, – и помахал мне рукой. Именно мне, хотя Петра и Барбка тоже помахали ему в ответ.

      – Ну?! – произнесла я как можно громче, в смысле «вы вообще слышали, что я говорю?».

      И опять ничего.

      Мальчики бегут последний круг. Теперь мы смотрим им в спину. Господи, какие наши-то хлипкие. Я решила, что повторю и в третий раз:

      – Нам надо сбежать из дома!

      На этот раз Барбка (её зовут Барбара, но все говорят «Барбка») склонилась к своему телефону, который она никогда не выпускает из рук, и что-то быстро напечатала. Я закатила глаза, вытащила из кармана свой телефон и дождалась писка, а потом взглянула на экран. «Почему ты считаешь, что нам надо сбежать из дома?» Я хотела написать ответ, но мне показалось, что это уже какой-то идиотизм. Барбка сидит передо мной, опершись спиной о мои колени. Зачем посылать ей текст по телефону, если можно просто ответить?

      Я ответила:

      – Потому что дома скука смертная.

      Барбка опять что-то написала, и мой телефон снова пискнул. «И у меня».

      – Ну и чтоб родители немножко подёргались. Так, не всерьёз. Мы же далеко не уедем. Не знаю. До моря на поезде. Автостопом до побережья. И домой.

      Барбка опять что-то набирает. Не буду отвечать. Поворачиваюсь к Петре:

      – Петра, а ты что думаешь?

      Не отвечает; не может оторвать взгляда от наших парней, которые бегут предпоследний круг. Я дёргаю её за ухо. Она только мычит в ответ, и всё. От парней её не оторвать. Особенно от Алекса, который уже обогнал всех девятиклассников. Теперь мы снова видим их лица: они бегут в нашу сторону. Алекс улыбается и смотрит на нас. На меня.

      Мой телефон опять подаёт сигнал, но смотреть я не хочу. У Барбки странная манера: она очень мало говорит, только пишет сообщения. Недавно она даже нашей литераторше, в смысле учительнице словенского, которая вызвала её к доске, написала сообщение: «Простите, у меня болит живот». У той на столе завибрировал телефон. Литераторша – а она наша классная руководительница – вообще не поняла, что происходит, и сурово на всех посмотрела. У нас строгие правила: во время учёбы пользоваться телефонами и компьютерами нельзя. Но телефон опять зажужжал. Учительница посмотрела на Барбку, которая сидит на втором ряду, прямо за мной, и Барбка дёрнула головой: мол, это ваш телефон. Учительница взяла свой телефон со стола – у неё он допотопный, такой старый, что она могла бы его за большие деньги продать в политехнический музей, – прочитала сообщение, взглянула на Барбку и понимающе кивнула.

      – Хорошо, Барбара, подготовься к следующему уроку.

      На других уроках она бы так легко не отделалась. Но литераторша – наша классная, и к Барбке по неизвестной мне причине она относится очень благосклонно. Не понимаю, почему ей всё позволяют. На меня набрасываются моментально, даже если я ничего ужасного не делаю. Ну и конечно, как только литераторша положила свой доисторический телефон на стол, он запищал снова; Барбка ей написала: «Спасибо».

      Вот ведь идиотизм.

      Но все, видимо, уже привыкли, что Барбка не разговаривает, а пишет. Может, станет писательницей? Не знаю. Мне вообще-то не кажется, что тот, кто в школьные годы быстрее всех набирает сообщения, потом за это получит Нобелевскую премию по литературе. Но всё-таки – мало ли? «Уважаемая шведская Нобелевская академия, я должна открыть вам один секрет. Прежде чем написать все свои толстые романы, я многие годы тренировалась в телефоне. Что горячо рекомендую всем коллегам. Спасибо, спасибо».

      Всё-таки ужасный идиотизм – общаться через экран телефона с человеком, который сидит прямо рядом с тобой.

      – Ну так чего, Петра? Сбежим из дома? Пусть предки немножко понервничают? – спрашиваю я снова: не пропадать же хорошей идее.

      В школе меня ценят за хорошие идеи. И мне надо поддерживать эту свою репутацию. Мы, правда, здесь только с осени: приехали в город, поселились в новом доме (об этом позже), но я уже завоевала всеобщее одобрение. Хотя ничего особенного из себя не представляю. Ну, в смысле, внешне. Из всех девчонок в классе я самая мелкая. Лицо у меня маленькое, вокруг носа – целое созвездие веснушек. Меня они раздражают, и я бы с радостью от них избавилась,