Икс или игрек?. Агата Кристи

погода, правда?

      – О да. Прекрасная.

      Таппенс этим не ограничилась.

      – Я не утерпела и вышла, – продолжала она лепетать. – Вообще я редко выхожу до завтрака, но в такое утро и когда неважно проведешь ночь, ведь на новом месте, бывает, плохо спится, я всегда говорю, нужно день-два, чтобы привыкнуть.

      – Да, несомненно.

      – И представьте, эта небольшая прогулка вернула мне аппетит. Я иду завтракать!

      – Вы возвращаетесь в «Сан-Суси»? Если позволите, я пойду вместе с вами. – И он с серьезным видом зашагал подле Таппенс.

      Она спросила:

      – А вы тоже решили нагулять аппетит перед завтраком?

      Он хмуро покачал головой.

      – Нет, мой завтрак, я его уже съел. Сейчас я иду на работу.

      – На работу?

      – Я химик-исследователь.

      «Ах, вот, оказывается, кто ты!» – подумала Таппенс, искоса бросив на него быстрый взгляд.

      А Карл фон Дейним продолжал слегка надменным тоном:

      – Я приехал в эту страну, спасаясь от нацистских преследований. У меня было мало денег и ни одного друга. Я стараюсь делать, что умею, чтобы приносить пользу.

      Он не повернул к ней голову, а смотрел прямо перед собой, но чувствовалось, что он сильно взволнован. Таппенс неопределенно пробормотала:

      – Конечно, конечно. Очень похвальное желание.

      – Два моих брата находятся в концентрационных лагерях. Отец в лагере умер. Мать скончалась от горя и страха, – продолжал Карл фон Дейним.

      «Каким ровным голосом он все это произносит, – подумала Таппенс, – словно выучил наизусть». Она еще раз украдкой покосилась на него – он смотрел прямо перед собой, и лицо его было бесстрастно.

      Несколько шагов они прошли молча. Навстречу попались двое мужчин, один из них задержал взгляд на Карле, и Таппенс услышала, как он сказал своему спутнику:

      – Видал? Ручаюсь, что этот парень – немец.

      Лицо Карла фон Дейнима залила краска. Он вдруг потерял самообладание, сдерживаемые чувства вырвались наружу:

      – Вы… Вы слышали? Вот они что говорят… Я…

      – Милый мальчик, – Таппенс, сама не заметив, заговорила своим настоящим голосом, убежденно и сочувственно. – Не будьте глупцом. А чего бы вы хотели?

      – То есть как? – обернулся он к ней с недоуменным видом.

      – Вы беженец. Так принимайте все, что связано с этим положением. Вы остались живы, и это главное. Живы и на свободе. Что же до прочего, то поймите, это неизбежно. Наша страна воюет с Германией. А вы немец. – Таппенс неожиданно улыбнулась. – Нельзя же ожидать от каждого встречного и поперечного, вроде того, что сейчас прошел, чтобы он отличал, примитивно говоря, плохих немцев от хороших.

      Их взгляды встретились. Ярко-голубые глаза Карла смотрели страдальчески. Но вот он тоже улыбнулся и сказал:

      – Про индейцев когда-то, кажется, говорили, что хороший индеец – это мертвый индеец. – Он засмеялся. – А мне, чтобы быть хорошим немцем, надо не опоздать на работу. Извините. Позвольте откланяться.

      И опять этот чопорный поклон. Таппенс