Листая Путь. Сборник малой прозы. Алеша Кравченко

чтобы прическа лучше улеглась.

      Проделано это было грациозно и по-девичьи обольстительно. Я подмечал подобное у девочек, которым окружающие часто говорят, что они – прекраснейшее создание природы, которые сами в это отчасти верят и убеждаются в том постоянно, но боятся поверить полностью, как им кажется, раньше времени…

      Ни в чем не преступая грани надуманной взрослой «скромности», она вела себя непосредственно, видимо, искренне не стесняясь меня, не чувствуя малейшей неловкости. А мне – такому вдруг помолодевшему – было легко и весело стоять рядом с нею и уголком насмешливого глаза подглядывать, как это милое существо неумело, но очень старательно вдыхает и выдыхает удушливый дым… Чуть не кашляя и чуть не плача.

      ***

      – Бросьте сейчас же! И никогда больше не курите! – я говорил не слишком повелительно, но она отчего-то послушалась сразу же, и огонек папиросы мелькнул светлячком за окном… – Если бы Вы могли только представить себе, как ужасно выглядит эта гадость на фоне Ваших прекрасных, созданных совсем для иного губ!

      Я запнулся, заметив, как она наклонила голову – кажется, немного покраснев – и почти тут же подняла ее, подставляя мне губы… Лицо ее светилось нежностью и ожиданием, какое обмануть было нельзя, ресницы опущенных век едва заметно дрожали…

      Случившееся само собою соприкосновенье наших губ было больше похоже на ласку легкого ветра с цветком, чем на поцелуй мужчины и женщины. Но именно он, подобный безоблачному небу на рассвете, заставил мир во мне перевернуться…

      ***

      Появившийся в коридоре минутою позже пожилой толстяк застал беспечного меня, курящего в окно, да светскую даму в шляпке с вуалью, сосредоточенно смотрящую в соседнее.

      «Курить полагается в тамбуре, милостивый государь! Хоть бы дамы постеснялись!» – пробурчал он, исчезая в купе.

      Мы переглянулись, рассмеялись и, не сговариваясь, отправились исполнять его учтивое пожелание, сразу же о нем позабыв…

      Там, в полутемном тамбуре, мы ошалело целовались, как давнишние любовники, уже не стыдящиеся откровенных объятий, уже не произносящие кучу столь неуместных слов…

      Ни одну женщину в жизни я так не целовал, и ни одна мне так не отвечала. У времени и пространства безудержно закружились головы, они постыдно бежали прочь, пока не исчезли навеки из нашего заново сотворенного мира…

      ***

      Дверь неожиданно открылась…

      Отпрянуть на приличествующее расстояние мы каким-то чудом успели, но спрятать счастливые одурманенные страстью лица и раскаленные близостью губы нам было некуда…

      Покашливая и виновато глядя куда-то в сторону, на пороге медленно появился кондуктор.

      «Вам, сударь, через пять минут выходить!» – произнес и ушел, не выслушав моего оторопелого «Благодарю». И, если признаться, смертный приговор в то мгновенье был бы для меня предпочтительнее, чем прозвучавшая фраза…

      ***

      – Милая!… –