А вместо сердца пламенный мотор (сборник). Дмитрий Иванов

МИ-8 (Печора, Ухта, Архангельск, подмосковный аэропорт Мячково (радиационная разведка), Свердловск). Они и стали одними из первых ликвидаторов. Свердловский экипаж умер в тот же год и в полном составе, поскольку работал рядом с военными в девятикилометровой зоне от реактора, поливали крыши домов клеем ПВА и битумом, чтобы радиоактивная пыль не поднималась в верхние слои атмосферы. У военных-то лётчиков была защита… Специально оборудованные вертолёты со свинцовыми вставками, да, и сами лётчики экипированы были в специальные костюмы. Защитить гражданских почему-то никому не пришло в голову. Или, может быть, просто на всех этих специальных защитных средств не хватало… А партия, между тем, сказала: «Надо! Потерпите, ребята!» Кто бы с ней стал спорить…

      Экипаж Михайлова был занят тушением и локализацией пожаров за пределами опасной девятикилометровой зоны, но и у них на борту приборы зашкаливали. Слава пожаловался кому-то из военных. Приняли меры – отключили дозиметрию внутри и снаружи летательного аппарата.

      Конечно, в конце рабочего дня все гражданские пилоты проходили процедуру дезактивации, и радиационные замеры с них снимать не забывали. Но – что именно суровые, будто только что спущенные с цепи, офицеры радиационного поста записывали в личные карточки лётного состава, одному Богу известно. А на индивидуальные дозиметры образца 1954-го года, щедро выданные с военных складов горстями, надежды было мало.

      Подумайте сами, на какие дозы рассчитывал великий стратег Жуков, когда гнал тысячи молодых здоровых парней в эпицентр ядерного взрыва во время учений на Тоцком полигоне? То-то и оно, что на дозы военного времени, когда необходимо превозмогать и преодолевать. Соответственно, и шкала в дозиметрах военно-метрическая, с допусками типа «плюс-минус трамвайная остановка».

      Но теперь-то обычная работа, нужно бы как-то потщательнее к своему здоровью отнестись… Подумал так Слава Михайлов и однажды осмелился спросить, каковы же суточные дозы, которые они вместе с экипажем получают за полётный день с сопутствующими обстоятельствами нахождения в опасном районе. Но вместо ответа на свой простой, казалось бы, вопрос, командир печорской «восьмёрки» был немедленно препровождён к вальяжному особисту.

      Тот очень грамотно прочёл пилоту лекцию о политике партии и правительства, о злонамеренных кознях вражеских разведок, провоцирующих разброд и шатание в сплочённых рядах ликвидаторов. Михайлов подумал, что особист, по всей вероятности, с целью пресечения нелепых и подлых высказываний несознательных гражданских работников, сидит постоянно на одном месте, в бункере-бомбоубежище киевского аэропорта «Жуляны» и даже поесть толком не успевает.

      Иначе, отчего бы тогда сей особист так невероятно раздулся, что в кресле не помещается? Это, скорее всего, он от голода пухнуть начал, и малоподвижная оперативная работа тоже сказалась. Пожалел Михайлов особиста и мысленно отпустил ему все грехи, вместо «амен» «твою мать-то!» в конец молитвы поставив. Тут и беседа наставительная