Камера хранения. Мещанская книга. Александр Кабаков

платья. Для туалетов латышка была слишком аккуратная…

      Между прочим, кройка и шитье – сами по себе, а вокруг военного санатория в Юрмале круглосуточно ходил патруль с ППШ, и все равно ночами в сосняке постреливали. Однако латышская прислуга в ресторанах была вежлива, хотя безошибочно обращалась к отцу – никакой пижамы, широкие костюмные брюки из хорошего серого «бостона» и вискозная тенниска с модными длинными уголками воротника – «херр официр».

      Но вернемся к женским проблемам.

      Это в пятидесятые, после отмены карточек и врачей-вредителей, разоблачения вождей и французских булок, оказавшихся городскими – не буду разбираться, в чем причины и где следствия, – в почти сытые ранние пятидесятые годы гарнизонные и вообще дамы получили возможность крутить носами между крепдешином и креп-жоржетом, ленинградским букле и общесоюзным габардином… А в голодные поздние сороковые тканей не было. Трофейные отрезы текстиля представляли собой не менее универсальную ценность, чем трофейные часы. Причем отрезов женских тканей – тонкой шерсти, шелка и даже обычного старушечьего ситца в розочку, не говоря уж о вожделенном панбархате, – среди трофеев было гораздо меньше, чем мужских коверкотов и диагоналей: те, кто вез трофеи, в шелках не разбирались, в габардинах – еще туда-сюда… А чтобы не приезжать с пустыми руками, везли готовые вещи – кто из спальни, развороченной танковым снарядом, а кто и целиком склад кёнигсбергской дамской конфекции, набитый в два дерюжных – от глаз трофейной команды – мешка…

      …Новый, 1949 год встречали широко. Отец с матерью собирались идти на ночь в только что построенный Дом офицеров, где среди бархатных кресел зала расставили столики с крымским шампанским, а место для танцев освободили в вестибюле и гардеробе, выделив для шуб и шинелей читальню. Мать срочно, пользуясь приобретенным в кружке кройки и шитья скромным умением, укорачивала по моде и расставляла в вытачках по фигуре платье, в котором за три года до войны выходила замуж. Синее платье с белым воротником… Еще предстояло отпарить следы от швов, поэтому бабушка – мы с нею оставались встречать праздник дома, с самодельным тортом – готовила утюг. Жили мы тогда еще не в ракетном городке, а в ближнем селе, в деревенском доме, снимали у хозяев половину и ждали, когда в городке достроят первый квартал кирпичных. Бабушка распахнула огненную пасть русской печи, выгребла железным совком мелкие уголья и, приподняв верхнюю крышку чугунного утюга, похожего на крейсер «Аврора» с картинки, высыпала жаркую мелочь в крейсерово нутро… Отец сосредоточенно начищал специальной жидкостью «Асидол» пуговицы, собрав их в щели предназначенной для этого дощечки. Пуговиц на тогдашнем парадном двубортном мундире было спереди с десяток и сзади, над несимметричным разрезом, еще четыре. Да потом надо было начистить латунные эмблемы-пушки на черных бархатных – артиллерийских – петлицах стоячего воротника… В общем, отец тоже спешил.

      Тут распахнулась дверь из сеней, влетел сизый шар мороза, и в этом шаре вошла наша соседка, жена