Качели судьбы. Ирина Глебова

реки, взрослый мужчина, ласковый, нежный, плакал так беспомощно… Та женщина, из общежития, тоже гнала его… Грусть, жалость, нежность к нему перехватили Ларисе горло, она положила руки ему на плечи, прошептала хрипловато:

      – Виталик, что ты, милый? Я согласна, пусть будет…

* * *

      Когда через месяц они, крепко сдружившиеся «колхозники», прощались на городской платформе, Виталий сказал:

      – Жди, денька через два навещу.

      Два месяца Лариса ждала. Каждый вечер сидела на диване с книжкой, а обострённый слух сам ловил звуки с лестничной площадки. Вот чьи-то шаги, громче, к их двери! Она встаёт – не резко, чтоб мама не обратила внимание, – выходит в коридор, глядит в дверной глазок. Нет, это соседка пошла на этаж выше… Ни в кино, ни к подругам – ждала. Конечно, она знала и общежитие, где он живёт, и заводское конструкторское бюро, в котором работает. Найти Виталия было не трудно, но ведь он сказал – «зайду», да так и должно быть…

      А потом ей стало всё равно. Она перестала ждать и затворничать. И однажды сентябрьским ещё тёплым вечером он появился. Лариса собиралась гулять, причёсывалась в коридоре, потому открыла сама, сразу. Виталий был весел и нетвёрд на ногах.

      – Ларисочка! – воскликнул он. – Шершель де буа!

      Она растерялась, не могла понять своих чувств – радость? раздражение? – потому спросила, что спросилось:

      – Это что же всё-таки означает?

      – В данном случае: «Как ты хороша!»

      Он тут же обхватил её, задышав в лицо чем-то спиртным. Легонько отстранившись, девушка сказала:

      – Я сейчас выйду, подожди внизу.

      Он тут же сделал вид, что обижен:

      – Зачем внизу? А почему не приглашаешь, не знакомишь с родителями? Может, я предложение руки и сердца сделать явился!

      Лариса отступила:

      – Тогда входи!

      – Ну вот! – Он смутился, и чтобы скрыть это, хохотнул. – Иронизируешь! Но я и правда ещё морально не готов к такому шагу.

      – Тогда жди внизу.

      Лариса закрыла дверь, задумалась. Она уже собралась и даже родителям сказала, что уходит. Просто нужно было время прийти в себя. Рада? Есть какое-то возбуждение, но радость ли это? А он выпивший… Там, в колхозе, вечерами парни тоже часто выпивали, некоторые девчонки – но не она, – с ними. И тогда это казалось чем-то естественным. Сейчас надо будет идти с ним по улице… Вообщем, что зря гадать – и Лариса хлопнула дверью.

      Они шли по проспекту, и худшие её опасения оправдывались. Виталий громко говорил, хохотал, хватал руки, обнимал за плечи. Встречные поглядывали на них. Никогда в жизни Ларисе не было так стыдно. Она потянула его в небольшой скверик, усадила на скамью. Он продолжал резвиться:

      – Ларчик, здесь нет полного уединения! Надо найти местечко поуютнее! Как раз уже темнеет. Ларчик, ты прелесть!

      И, пытаясь залезть ей за вырез платья, пропел:

      – А ларчик просто открывался!

      Теперь ей стало ещё и противно. С трудом отводя его руки, она попыталась привести его в чувство:

      – Виталий! Я сейчас уйду! А ты, если хочешь, чтобы мы встречались, следующий раз придёшь